Мир между нами
Шрифт:
– Это была рюмка коньяка у вас дома, доктор.
Вивиан покачал головой.
– В другой раз. Сейчас можно пойти в хороший клуб. Или вы предпочитаете скромный бар?
– А почему бы нам не прокатиться за городом?
– Ну что же. Прокатимся, и с ветерком.
***
Когда городские огни остались позади, Вивиан прибавил скорость. Адам, который не любил быструю езду, напрягся и сел прямо.
– Не волнуйтесь, – успокоил его доктор Мори. – Я осторожный водитель.
– По правде говоря, я не любитель поездок.
– Но вы сами предложили покатиться.
– Мне хотелось свободы от людей.
Вивиан понимающе кивнул. Прямая дорога постепенно превратилась в серпантин, и они начали подниматься в гору.
– Знаете, Адам, я задал вам этот вопрос не только потому, что хотел услышать ответ – хотя, конечно, и это тоже – но и потому, что хотел понаблюдать за вашей реакцией. Вы боитесь своих реакций.
– Так я заинтересовал вас как психоаналитика?
– Скорее нет, чем да. Вы заинтересовали меня как человека. В вас есть что-то странное. Неправильное. Нелогичное.
– То же самое я могу сказать и о вас.
Доктор Мори неопределенно хмыкнул, не отрываясь от дороги.
– И что же во мне странного? Мой стиль в одежде? Мое отношение к жизни? История про Париж, которая не дает вам покоя?
– Вы – из тех людей, к которым не хочется приближаться, но рано или поздно приближаешься. Что-то…
– Порочное? – предположил Вивиан. Это было сказано будничным тоном – так, будто он слышал подобное от каждого встречного. – Что же вас удивляет, Адам? Порок притягателен. Это темная комната с зеркалами. Вы не представляете, что можете там найти. А добродетель – это освещенная солнцем комната, где все лежит на местах, нет ни шкафов, ни комодов. Все на виду. – Он бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Люди, которых притягивает порок, делятся на две группы. Первым пороки помогают открыть новые грани реальности. А вторым – убежать от себя.
– К какой группе вы относите себя?
– Ко второй.
Доктор Мори свернул на обочину и остановил машину.
– Подышим свежим воздухом, – предложил он. – С вершины горы прекрасный вид на город, а небо здесь восхитительное.
Адам вышел из машины и, подойдя к обрыву, посмотрел на город. Вид отсюда открывался такой, что захватывало дух. В полном смысле этого слова – он побаивался высоты.
– В жизни каждого из нас, – продолжил свою мысль доктор Мори, – есть что-то, с чем мы вынуждены мириться. Иногда это привычка, от которой мы не хотим избавляться. Иногда – страсть. Иногда – надоедливые мысли. А иногда это боль. Время от времени вы словно состоите из боли. И думаете только об одном – умереть и больше ничего не чувствовать.
Адам безмолвно покачал головой. Вивиан присел на капот и тоже посмотрел на город. Он прижал ладонь к груди и погладил шелк рубашки.
– Мой добрый приятель, – сказал он так же буднично, как несколько минут назад охарактеризовал свою сущность. – По самым оптимистичным прогнозам, мы проведем вместе еще около двух лет.
– Вы поэтому курите опиум?
– Удачно подобранная доза – разум остается трезвым, привыкания не вызывает, если не злоупотреблять, но помогает расслабиться.
– Она не операбельна?
– Вы бы согласились пройти все круги Ада, зная, что через пару-тройку лет вам придется сделать это снова?
Адам положил руки в карманы и отошел от обрыва.
– Вы не боитесь смерти, доктор?
– Я боюсь прожить бессмысленную жизнь.
В ночной тишине было слышно стрекотание сверчков.
– Скажите, а Афродита… что она думает по этому поводу? –заговорил Адам.
– Она придерживается вашей точки зрения. Она делилась со мной впечатлениями по поводу семинара. Ей понравилось, и она с нетерпением ждет следующих занятий.
– У вас странные отношения.
Вивиан закурил и закинул голову назад – то ли для того, чтобы расслабить шею, то ли для того, чтобы посмотреть на звезды.
– Нас это устраивает.
– Вас устраивает тот факт, что вы – чужие люди, хотя живете под одной крышей?
– Мы перестали быть чужими людьми еще до того, как она переехала ко мне. На ее глазах застрелили мужа, она упала в обморок прямо посреди улицы. Я возвращался домой ночью, пешком, и нашел ее. Ни один сукин сын не подумал остановить машину, мне пришлось нести ее до больницы на руках. К тому времени было глупо надеяться на то, что ребенок выживет. Выкидыш на пятом месяце – это смертный приговор. – Он поправил шарф, укутывая шею. – Три дня она была без сознания, потом три дня бредила и не понимала, что происходит вокруг. Я не отходил от ее кровати, почти не спал. Мое лицо было первым, что она увидела, придя в себя.
Адам снова кивнул.
– У нее было нарушение сна, она слишком долго принимала снотворное вместе с амфетаминами, по ночам мы сидели в палате и разговаривали. А после того, как она выписалась из больницы, я предложил ей переехать ко мне. Она обещала подумать, мы обменялись телефонами. Три месяца я не слышал от нее ни слова, а потом она позвонила и сказала: «Мне не надо помогать с вещами. Я справлюсь сама». Она самостоятельная девушка. Я бы сказал, что она за мной присматривает.
– Невеселая история, – резюмировал Адам.
– Прошу прощения, если испортил вам настроение. Иногда людям хочется поделиться чем-то личным.
– Я рад, что вы мне доверяете, доктор.
– Славно. Похоже, вы любите невеселые истории? Значит, повествование о Париже придется вам по душе.
Вивиан убрал волосы со лба, и Адам заметил на внутренней стороне его руки, чуть выше запястья, небольшую татуировку скорпиона. Доктор Мори, поймав его взгляд, легко улыбнулся и кивнул.
– Так выглядит моя жизнь. Что бы я ни делал, я кусаю себя за хвост.
Глава пятая
– Сегодня здесь шумновато.
– В честь того, что твоя жена разрешила тебе провести вечер вне дома.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что я подкаблучник?
Заказанная около часа назад бутылка коньяка почти не опустела, а сидевший напротив Адама Джеральд Гентингтон пребывал в дурном расположении духа. Это могло означать две вещи: либо работа над новым романом идет не так, как надо, либо он недостаточно выпил. Адам знал Джеральда уже не один год, и ему было хорошо известно, что настроение его друга неразрывно связано с этими двумя вещами. Когда Джеральд мог работать, он не приближался к спиртному на расстояние пушечного выстрела. Когда он не мог работать, спиртное помогало ему настроиться на нужный лад. Или забыть о творческом кризисе.