Мир на изломе истории. Хроники геополитических сражений

Ивашов Леонид Григорьевич

Красная Армия после гражданской войны строилась на наступательной доктрине, оборонные настроения пресекались. И здесь большую роль сыграл Михаил Тухачевский. Разработанная Триандофиловым «глубокая наступательная операция» стала не только блестящей теоретической основой, но и одновременно идеологией будущей войны. Враг нападает, и мы тут же переходим в мощное контрнаступление и ведем боевые действия на чужой территории. Обороне своей территории должного внимания не уделялось. Что и проявилось в самом начале войне в операциях западных военных округов. Второй момент: именно под «глубокую наступательную операцию» выстраивалась организационная структура войск. В 1940–1941 гг. стали спешно формироваться мехкорпуса (этот опыт был неудачно взят из тактики и структуры немецких войск). Всего планировалось сформировать 40 таких соединений. Но вот в чем проблема. В составе каждого мехкорпуса предполагалось иметь 1031 танк. Во-первых, страна не могла дать такого количества танков, и корпуса оставались неукомплектованными. Во-вторых, управлять такой махиной было

крайне сложно: не хватало средств связи и опыта управления, крайне мало было средств ПВО, ремонтно-технических средств, слабым оставалось тыловое обеспечение, многие корпуса не провели боевых стрельб, боевого слаживания. В-третьих, согласно штатному расписанию в стрелковых дивизиях танков не оставалось вообще. А мехкорпуса предназначались не для обороны, а для контрударов и последующего развития наступления. Артиллерия на полигонах, пехота осталась без танков, а именно на ее долю пришелся мощный удар немецких танковых клиньев. Да плюс дурацкие директивы о переходе в контрнаступление, наперевес с винтовкой против танков. О состоянии и действиях мехкорпусов правдиво написал Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, встретивший войну командиром такого корпуса. А представим себе, что стрелковые дивизии и корпуса имели бы в своем составе отдельные танковые, батальоны, полки и бригады, плюс артиллерию и зенитное прикрытие, и жестко стояли бы на своих оборонительных позициях. Результаты начального периода были бы совершенно другими. Нужно сказать правду: сил и средств для устойчивой обороны у нас было достаточно, а по танкам мы имели серьезное превосходство перед немцами (более чем трехкратное): одних КВ и Т-34, значительно превосходящих основной немецкий Т-III, было в западных округах более тысячи. Страна, под руководством

И.В. Сталина, начиная 1927 года, серьезно готовилась к обороне. И давала войскам, прежде всего западным группировкам, все необходимое. И это все, включая склады с оружием, боеприпасами, ГСМ, продовольствием, и другими материальными средствами досталось врагу из-за бездарности военного руководства. Танки, автомобильная техника и другие вооружения были уничтожены или захвачены немцами. Вот некоторые данные на 30 июля 1941 г.: в войсках КОВО-ЮЗФ из 7691 танка осталось 380 единиц. Мехкорпуса, а с ними и бронетанковые силы на западном стратегическом направлении перестали существовать. (Напомню, немцы в составе сил вторжения имели около 5,5 тыс. танков). Приведу высказывание К.К. Рокоссовского, как наиболее объективного в оценке начального периода войны, из его мемуаров: «Но о чем думали те, кто составлял подобные директивы, вкладывая в них оперативные пакеты и сохраняя за семью замками? Ведь их распоряжения были явно нереальными…Их не беспокоило, что такой приказ – посылка мехкорпуса на истребление. Погибали в неравном бою хорошие танкистские кадры, самоотверженно исполняя в боях роль пехоты».

Некоторые исследователи начального периода Великой Отечественной войны говорят о масштабном предательстве со стороны командного состава РККА, о наличии в Генеральном штабе агентов абвера и т. д. (Мартиросян А.Б. Сталин и разведка накануне войны. М., 2014). Безусловно немцы имели свою агентуру в СССР, в том числе в армейских кругах, готовясь к нападению активно вели разведку по всем направлениям. Иного быть и не должно, таковы законы военного дела. Но списывать наши неудачи только на предательство или на шпионов было бы не совсем правильно.

Здесь присутствует целый комплекс причин. Есть объективные, но больше субъективных. Во-первых, заговор Тухачевского реально существовал и носил разветвленный характер, сочетаясь с троцкистскими сетями. Это был заговор среди высшего командования вооруженных сил. Именно от окружения Тухачевского, как первого зама наркома обороны и Гамарника (начальник главного политуправления РККА) расползались тенденции репрессировать тех офицеров, которые уделяли внимание обороне. Их обвиняли в пораженческих настроениях. Я в этом разбирался, читая документы процесса. Был устроен даже некий соревновательный синдром – кто больше выявит врагов народа – пораженцев (кстати, этот процесс продолжился и при Л. Мехлисе). Насаждалось повсеместно «шапкозакидательство». Нарком обороны К.Е. Ворошилов, не имея военного образования, и будучи приверженцем конницы, как и С.М. Буденный, не особенно вникал в изменения характера будущей войны. Войсками «крутил»» его первый зам. Тухачевский. И он заразил командные кадры идеей превентивного удара и наступательной стратегии. «Активные операции вторжения» – вот суть теории обороны страны. И под эти операции строилась структура войсковых группировок. Маршал Советского Союза Д.Т. Язов констатирует: «В основе подготовки начальных операций лежала идея мощного ответного удара с последующим переходом в решительное наступление по всему фронту… Ведение стратегической обороны и другие варианты действий практически не отрабатывались». [57] Генерал армии М.А. Гареев, президент Академии военных наук и участник Великой Отечественной войны пишет: «Идея непременного перенесения войны с самого ее начала на территорию противника… настолько увлекла некоторых руководящих работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически не рассматривалась» [58] . Против подобных планов вторжения выступал Б.М. Шапошников, ряд профессоров Академии Генерального штаба. В

частности, комбриг Ян Жигур, старший преподаватель Академии Генерального штаба, писал неоднократно И.В. Сталину о том, что целый ряд важнейших вопросов организации РККА и оперативности стратегического использования наших Вооруженных сил решен ошибочно, а возможно и вредительски. Ну и, естественно, не все сторонники Тухачевского были выявлены и осуждены.

57

Военно-исторический журнал. 1991. № 5. С. 13.

58

Гареев М.А. М.В. Фрунзе – военный теоретик. М., 1985. С. 323.

Другим важным фактором, приведшим к трагическим последствиям начального периода войны, явилось сосредоточение в высшем военном руководстве выходцев из Киевского особого военного округа, не обладающих стратегическим кругозором и соответствующим опытом. После неудач советско-финской войны был снят с должности наркома обороны К.Е. Ворошилов и чуть позднее освобожден от должности НГШ маршал Б.М. Шапошников (кстати, не согласный с планами финской кампании).

На смену им пришли «киевляне», заняв высшие ступеньки в военной иерархии: С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, Н.Ф. Ватутин (нач. оперативного управления ГШ), И.Я. Федоренко (нач. автобронетанкового управления РККА), Ф.И Голиков (нач. ГРУ ГШ) и другие. Оценку таким кадровым решениям дал М.В. Захаров, будущий начальник Генерального штаба: «Сотрудники, выдвинутые на ответственную работу в Генштаб из Киевского Особого военного округа, в силу своей прежней службы продолжали придавать более важное значение Юго-Западному направлению. При оценке общей военно-стратегической обстановки на Западном театре войны их внимание приковывалось к тому, что «прикипело к сердцу», длительно владело сознанием и, естественно, заслоняло собой и отодвигало на второй план наиболее весомые факты и обстоятельства, без которых нельзя было произвести верную картину надвигавшихся событий» [59] . И именно они, представители КОВО сделали ставку на усиление юго-западного направления, полагая, что именно там немцы нанесут главный удар. Но более того, являясь приверженцами «операций вторжения», планировали немедленный с началом войны переход в контрнаступление, с целью отрезать Балканы от Германии. И это было сделано вопреки утвержденному И.В. Сталиным и В.М. Молотовым плану обороны от 14 октября 1940 г.

59

Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. М., 2005. С.180.

Ну и третий фактор, сыгравший трагическую роль в самом начале войны – это отсутствие у советского военного командования опыта ведения современной (на тот момент) войны. И даже Г.К. Жуков, талантливый военачальник, имел за плечами Халхин-Гол, косвенную причастность к финской кампании – и все. Кое-кто «зацепил» испанскую гражданскую войну. Немцы к 22 июня 1941 года мощно прошлись по Европе, вели боевые действия на Севере Африки, и хорошо изучили опыт Первой мировой. Нас спасли от окончательного разгрома модель социалистической экономики с ее огромными мобилизационными возможностями, наличие стратегических резервов, хорошая обучаемость командного состава в ходе войны, и, как не модно сегодня звучит, – организаторская работа партийных организаций ВКП(б) всех уровней. Именно партийные организации, пронизывая все структуры советского общества, стали важнейшими организаторами мобилизации страны на отпор врагу. Мощный предвоенный задел, заложенный И.В. Сталиным и компартией, спас страну от поражения.

Теперь что касается обвинений разведки. Эти обвинения из той же серии: переложить собственную вину на плечи других. Удивляет, скорее, другое: как за короткие сроки, менее чем за 20 лет, удалось развернуть мощнейшую разведывательную сеть стратегического масштаба. Я рекомендую нашим читателям ознакомиться с работами историка разведслужб А.Б. Мартиросяна, и прежде всего с книгой «Сталин и разведка накануне войны», где он на основе рассекреченных разведдонесений показывает героическую работу советских резидентур. Напомню только, что в 1926–1927 гг. на сторону Сталина перешла значительная часть военной разведки Российской империи во главе с ее начальником генерал-лейтенантом Потаповым, а также зарубежная агентура Имперской разведки во главе с графом Канкриным, созданная для проникновения в систему масонских лож. Советское руководство получало информацию не только из Третьего Рейха, в том числе из генерального штаба, ВВС, военно-экономических структур, но и из других стран: США, Англии, Польши, Чехословакии, Италии, Франции, Норвегии, Японии и т. д. И этой информации было достаточно, чтобы принять соответствующие решения стратегического планирования. Но в Генштабе и наркомате обороны, как мы говорили выше, решения уже были сформированы и они не вписывались в донесения разведки. Приведу пару примеров. 2 мая 1941 г. Рихард Зорге сообщает: «По мнению немецких генералов, система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба» [60]

60

ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп.24119. Д. 1. Л. 683–684.

Конец ознакомительного фрагмента.