«Мир не делится на два». Мемуары банкиров
Шрифт:
К счастью, этот наихудший сценарий никогда не реализовался. Как Саудовская Аравия, так и Египет вняли тому аргументу, что, выступая в качестве банкира для Израиля, мы действовали лишь в качестве нейтрального и аполитичного международного банка. В конце концов, эти две влиятельные страны не согласились с экономическими последствиями, которые бойкот вызвал бы у них самих. Кроме того, правительство США энергично выступило в нашу защиту, и угроза общего бойкота со стороны арабских стран улеглась.
В это напряженное и тревожное время я получил важный урок. Если «Чейз» хотел выжить в будущих кризисах, мне было нужно создавать лучшие отношения с лидерами арабского мира.
В 1960-х
Из Суэцкого кризиса Насер вышел героем. Он укрепил власть в Египте и затем пошел дальше в качестве лидера радикальных сил, выступающих за модернизацию в арабском мире. Миллионы арабов слушали еженедельные выступления Насера по радио, транслировавшиеся станцией «Радио Каир», в которых он горячо проповедовал свое яркое, хотя и несколько расплывчатое виденье панарабской социалистической утопии и нападал на традиционные режимы стран района Персидского залива.
Юджин Блэк, ставший членом совета «Чейза» в начале 1960-х годов, полагал, что англо-американский отказ финансировать строительство Асуанской высотной плотины во время Суэцкого кризиса был катастрофическим решением, ввергшим упрямого Насера в объятия Советского Союза. Джин считал, что Насер был гораздо более гибкой и менее враждебной по отношению к Западу личностью, чем следовало из его публичных выступлений. Он считал, что контакты с западными бизнесменами помогли бы убедить Насера занять более умеренную позицию и в период, непосредственно последовавший за угрозой арабского бойкота, рекомендовал мне встретиться с ним.
Джин организовал мою первую встречу с Насером в декабре 1965 года — мы встретились в скромно обставленном кабинете в небольшом, маловыразительном здании неподалеку от Каирского аэропорта. Все возможное пространство на его столе и окружающих столиках и книжных полках заполняли фотографии Насера с лидерами зарубежных правительств. Среди них были подписанные фотографии Никиты Хрущева, Чжоу Эньлая, Джавахарлала Неру и Иосифа Броз Тито; последние два, наряду с Насером, были лидерами Движения неприсоединения. Большинство остальных были руководителями стран «третьего мира» или, по крайней мере, социалистических стран. Я не припоминаю, чтобы там была фотография кого-нибудь из лидеров стран Западной Европы или хотя бы одна — кого-то из Соединенных Штатов.
Насер откровенно обсудил со мной ситуацию на Среднем Востоке — в ходе этой дискуссии он страстно осуждал безусловную поддержку Израиля Соединенными Штатами. Несмотря на его явное недовольство политикой США, он сказал, что приветствовал бы поддержание контактов со мной через посла Египта в Вашингтоне. Я сообщил об этом в Государственный департамент, однако администрация Джонсона была занята расширением войны во Вьетнаме и не хотела или не могла рассмотреть вопрос о проведении более сбалансированной политики на Ближнем Востоке. У меня было ощущение, что в Вашингтоне надеялись, что ситуация на Ближнем Востоке не выйдет из-под контроля, пока там занимаются более неотложными вопросами. Это, конечно, было ошибкой.
Ситуация на Ближнем Востоке ухудшилась после Шестидневной
Вскоре после завершения боев Шарль Малик, бывший министр иностранных дел Ливана и бывший председатель Генеральной Ассамблеи ООН, пришел ко мне в «Чейз». Малик был человеком кристальной честности и пользовался моим огромным уважением. Он рассказал, что арабы весьма рассержены на Соединенные Штаты, поскольку мы согласились на оккупацию арабских земель Израилем и нас не беспокоит судьба появившихся в результате войны сотен тысяч новых палестинских беженцев. Малик сказал, что американцы утверждают, что испытывают глубокие гуманитарные симпатии, однако большинство арабов воспринимает нас так, как будто нас заботит только Израиль.
Визит Малика заставил меня подумать о том, как война повлияла на тех, кто живет на Ближнем Востоке, в частности на беженцев. Я позвонил Джеймсу Линену, издателю журнала «Тайм», и Артуру К. Уотсону, который управлял компанией «ГВМ уорлд трейд корпорэйшн», а также был председателем Международной торговой палаты, и рассказал им о визите Малика. Они согласились, что необходимо что-то предпринять, чтобы показать, что Соединенные Штаты испытывают озабоченность и симпатию по отношению к новым палестинским беженцам.
Поскольку руки у правительства США были связаны из-за разрыва дипломатических отношений, нам нужно было действовать самим. Мы создали организацию под названием НИИД (NEED — Near East Emergency Donations — Срочные пожертвования для Ближнего Востока) и убедили бывшего президента Эйзенхауэра стать ее почетным председателем. Мы также заручились поддержкой ряда видных еврейских лидеров, включая председателя компании «Сигрэмс» Эдгара Бронфмана, чтобы продемонстрировать, что наша поддержка имеет широкую основу и не носит идеологического характера.
На протяжении немногим более четырех месяцев мы собрали почти 8 млн. долл., большая часть поступила от крупных американских нефтяных компаний. Я пожертвовал 250 тыс. долл., и такой же вклад сделал Фонд братьев Рокфеллеров от имени других членов нашей семьи. Мы передали эти средства с целью их распределения Агентству для палестинских беженцев при ООН (UNRWA).
В начале следующего года я посетил три лагеря беженцев в Иордании, чтобы лично увидеть, какие там были условия. Один из лагерей, производивший жалкое впечатление, находился на невыразительных безлесных склонах над долиной реки Иордан. Когда я прилетел на вертолете из Аммана, была середина зимы, с севера дул холодный жесткий ветер. Таял снег и земля превращалась в грязь. Постоянных строений не было, были лишь палатки без пола, стоявшие в море грязи. В лагере при отсутствии достаточных санитарных условий и водопровода жили более 1 тыс. человек, продуктов питания едва хватало. Я живо помню маленькую девочку, сидевшую на ярком солнце в белой кофте с башлыком. Когда мимо нее проходила толпа, девочка не сделала ни одного движения. Все эти люди жили, видя свои бывшие деревни на Западном берегу, в которые им не было позволено вернуться, и они испытывали чувство безнадежности и раздражения.