Мир-о-творец
Шрифт:
Строганов с компанией пулей вылетели из Грановитой палаты.
Иоанн Васильевич проводил их мрачным взглядом. И направился снова к супруге. Бормоча на ходу:
– Мерзавцы… ой мерзавцы… Совсем в жадности своей берегов не видят…
Купцы же, выскочив на улицу собрались в кружок и стали обсуждать произошедшее.
– Что делать станем?
– Мню, своих людишек нанимать надо. Казачков каких. Они охочи до лихого дела.
– Да откуда их взять, казачков этих? Андрей Прохорович всех, до кого дотянулся, либо за море отправил,
– Да хан ли это?
– А кто же?
– Хан бы зашел и нас данью обложил. Так проще и волнений меньше. Как будто бы мы отказались. А эти отряды не великие. Явно же с разбойным делом шли. Как тати. Если и ханские люди, то разве с его повеления?
– Может и так. Да только где нам людишек брать?
– А… да нет…
– Что? Говори!
– Может к Андрею Прохоровичу поедем? Он многим купчишкам подсобляет. Любит он нас и уважает.
– А за что любит, ведаешь?
– Слухи разные бродят.
– Слухи… дурень! Андрей Прохорович нас и любит за то, что за самую глотку берет и на себя работать заставляет. Да, у него купчишкам сытно. Но они уже не свое дело делают, а его. И ежели сами бы крутились, то прибытка больше имели.
– Ой ли!
– Больше!
– Если бы сами крутились, то кто бы им ушкуи да струги с охраной давал бы? А охранную грамоту, через что на каждом посту таможенном, что у нас на Руси едва ли не под каждым кустом, грабили бы их. Только уже не тати залетные, а свои. Тут каплю, там каплю. А на выходе – и прибытка нет. Так что блажишь. Сами бы крутились, и десятой той прибыли, что под рукой Андрея Прохоровича, не наварили бы.
– Думай, что хочешь, а я против.
– Против чего? Чтобы волю Царя выполнить? Или чтобы к Андрею Петровичу идти, без которого мы эту волю не выполним?
Тишина.
– Вот тот-то и оно…
– Где он сейчас?
– Я слышал, слухи по городу молвят, будто возле Смоленска. Туда же и супружница его служилых по прибору новых повела, что под Тулой подготовила.
– Может к ней обратится? Чай жинка. Сладим как-то.
– С этой жинкой не сладить. Слышал ли? Она в былые годы татей, что на нее напали, сама перебила. Их же оружием. Да и вообще, молва идет, что сурова. Даже сам Андрей Прохорович не так лют.
– Нашли на кого надеяться, – буркнул один из купцов. – Уступит она. Как же. Наш поп как-то ляпнул по пьяни, что они оба ад прошли. И не сломались.
– Типун тебе на язык! Только нигде больше о том не болтай! Ад… хренад! Головы лишиться захотел? Нашел про кого гадостные слухи распускать! Это против нашего Государя многие не брезгуют, ибо безмерно человеколюбив. Посему иные дурни с головешками вместо головы, как только его не клянут, ибо знают – простит. Андрей Прохорович же на расправу быстр. Али забыли, как он князя Курбского убил? За дело! Но как?! А тех бояр да князей, каковых уличил в покушении на Государя? Перестрелял а потом еще и нарубил в капусту! Не посмотрел на кровь и родство. Так люто обошелся, что даже Иоанн Васильевич, как сказывают, ахал, соболезнуя им. А мы – не князья.
– Да я только вам… – попытался оправдаться, сказавший.
– Вот и хватит. Мы услышали. И попу нашему надо вразумлений отсыпать. Нашел что болтать! Даже если он прав, то что с того? Они тут. А оттуда без воли Всевышнего не выпускают. Иначе в храм Господен им было не зайти. Али не ведаешь? А если так, если их выпустили оттуда по промыслу Всевышнего, значит, что?
– Что?
– Упекли их туда без его ведома. Черти утащили или еще что. Вот что! И нам в сие вмешиваться не надобно. И уж точно не пенять им на те испытания, что по проискам Лукавого пришлось пережить.
Тишина.
– И что делать будем? – тихо спросил младший компаньон.
И разговор разгорелся вновь.
Реакция же старшего Строганова, если бы ее услышал сам Андрей, вызвала бы у него лишь умиление. Ведь так всегда в жизни и бывает. Кровавыми тиранами, деспотами и прочими нехорошими словами при жизни называют только тех людей, которые на эту роль не подходят совершенно. А про по-настоящему жестких людей такое болтать опасаются. Они у таких злых языков всегда тишайшие, милейшие, добрейшие и так далее. Прям лауреаты нобелевской премии мира. Ибо страшно им гнев такого человека навлечь. Он ведь и голову может оторвать за глупый поклеп, в отличие от излишне человеколюбивой и слишком интеллигентной размазни…
Глава 8
1560 год, 9 августа, Бахчисарай
Далет-хан отхлебнул кумыс и устало уставился на стоящих перед ним гостей. Это был старший сын – Мехмед и его ближайшее окружение.
Пестрая компания.
И довольно пышно разодетая. Даже чрезмерно богато. Вон сколько тряпок нацепили. Обычно они так не поступали.
Восемь человек, не считая наследника.
В принципе хан подозревал в дурном деле любого во всяком злом деле после тяжелого поражения от Сигизмунда. Даже родного сына. Особенно родного сына. Но все эти люди пришли в халатах и имели лишь сабли на поясе.
В то время как у самого хана стояло шестеро воинов личной охраны, в бахтерцах, шлемах, при щитах да прочем. Из-за чего он чувствовал себя относительно спокойно. Он точно знал – доспехи в рукопашной схватке играют ключевую роль. И даже если его гости поддели кольчуги под халаты, им все равно не совладать с клевцами защитников. Да и руки с головой в целом у них беззащитны.
– Я слушаю тебя, сын мой, – благожелательно произнес хан после слегка затянувшейся паузы. – Что привело тебя? Говори открыто.
– После поражения твоего войска отец мурзы недовольны.
– Еще бы они были довольны, – криво усмехнулся хан.
– Отец, я не хочу заниматься кликушеством, но их недовольство стало опасным. Оно стало угрожать твоей власти.
– Ты думаешь, что я не знаю? – с легкой усмешкой поинтересовался отец и протянул свою пиалу слуге, чтобы ему налили еще кумыса.
Юноша мгновенно отреагировал. И чуть поклонившись, налил вкусного напитка из серебряного кувшина. После чего спешно удалил, дабы пополнить кувшин, который вроде как опустел.