"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Я напишу ей, как обещал, но сам не поеду туда, ведь Бостон находится слишком близко от моря.
37
Параллельно с картинами быта на далеких окраинах СССР (см. № 1 «Мира Приключений»), читателям не безинтересно знакомиться со своеобразной жизнью в отдаленных заморских странах, в частности, на островах южных морей, где редко бывал кто из русских.
Колоритные и щедро наделенные природой острова эти известны в литературе, главным образом, по художественным описаниям Джека Лондона. Автор предлагаемого очерка, Дж. М. Лорен, там и встретился с популярным писателем.
Но какая разница в их мировоззрениях!.. Д. М. Лорен типичный «деловой человек», с психологией верного и убежденного слуги капитала. Эксплоатация туземцев англичанами его не только не возмущает, но он сам работает на этих современных рабовладельцев. И затем — он не беллетрист. Достоинство его очерка — в неприкрашенности. Но, рисуя быт южных островов, Д. Лорен и себя самого выдает с головой.
НА СОЛОМОНОВЫХ ОСТРОВАХ
Мне пришлось встретиться на Соломоновых островах с Джеком Лондоном, приехавшим туда на маленьком судне «Спарк». Он был болен тогда тяжелой формой местной болезни, так называемой «иоз». Эта болезнь проявляется в том, что каждая царапина на теле превращается в язвы, покрывающие тело и доходящие до костей; редко кто из белых людей избегает этой болезни.
Когда я в первый раз увидел Джека Лондона, у него были поражены руки и ноги этой болезнью. Я застал его сидящим на палубе, и он с приветливой улыбкой пригласил меня посидеть и поболтать с ним.
Нужно было удивляться энергии этого человека: несмотря на страшные страдания, он говорил с большим воодушевлением и своей бодростью действовал на собеседников необыкновенно ободряющим образом. Я, по крайней мере, испытал это на себе.
Соломоновы острова иногда называют «Воюющие Соломоны». Это прозвище дано очень удачно, так как нигде в южных морях нет таких воинственных и сварливых народов, как здесь. То воюет остров с островом, то одно племя с другим.
Мне пришлось в первый раз попасть на эти острова, когда отвозили туда местных жителей, работавших на сахарных плантациях в Квинслэнде. У нас на борту было двести человек, которые представляли собою разношерстную толпу, одетую в яркие одежды и нагруженную ящиками с табаком, дешевым платьем, ожерельями из бус, цветной бумагой и разными мелочами, на которые они истратила свои годовые сбережения.
Ввоз огнестрельного оружия на острова был властями безусловно воспрещен, а потому нам приходилось во время переезда несколько раз делать обыски, причем оружие оказывалось спрятанным во всевозможных местах. Так, в складках зонтика, выглядевшего самым невинным образом, оказывалось разобранное ружье; у женщин со странной походкой нашли ружья, привязанные к ноге.
В Макамбо мы передали найденное оружие властям, а туземцев пересадили на маленькое судно, которое должно было развезти их по их деревням.
Я в то время взялся нанимать рабочих на сахарные плантации. При удаче — это было выгодное занятие, так как за каждого рабочего, согласного прослужить два года, плантаторы платили около ста рублей. В моем распоряжении была шхуна с туземным экипажем, на которой могли помещаться сорок восемь рабочих, и мне удавалось несколько раз поставлять такие партии.
Однако, это занятие было и очень рискованным. Не говоря уже о возможности кораблекрушения, в виду отсутствия хороших морских карт, бунта среди завербованных рабочих и столкновения с военной лодкой, всегда грозила опасность наткнуться на деревню, где был «долг головы». Это значило, что один из жителей деревни умер, находясь где-нибудь далеко, и его родственники и друзья находятся в поисках головы какого-нибудь чужеземца. Обычай — не из приятных!
Они называют это «наведением порядка».
Одно время в Малаите был «долг» двадцати голов, и тогда следовало держаться подальше от этих мест, пока не был «наведен порядок».
Однажды в деревне Понга-Понга было сделано покушение на мою голову. Незадолго до моего приезда умер один из жителей, служивший на торговом судне, а потому требовалась голова предпочтительно белого человека.
Я ничего этого не знал и, бросив якорь в заливе, спокойно вышел на берег. По установившейся практике, за моей лодкой следовала, как прикрытие, вторая, которая стала совсем близко от берега. Гребцы ее были хорошо вооружены и держали весла наготове на случай, если-бы мне пришлось спасаться бегством.
Вышедшие жители встретили меня любезно и, как казалось, были настроены дружественно. На мой вопрос рассказали, что здесь много здоровых молодых людей, желающих работать на плантациях. Может быть я согласен пройти в деревню, чтобы там потолковать.
Но я не согласился, так как не хотел далеко уходить от лодок, и сказал, что, по моему, здесь, на берегу, можно отлично решить все вопросы. Итак, мы стали, гуляя по берегу, обсуждать подробно вопросы о вознаграждении, о питании и вообще об условиях работы на плантациях. Все шло очень гладко, и я уже расчитывал навербовать большую группу рабочих.
Вдруг с лодки раздался предостерегающий крик; оглянувшись я увидел спрятавшегося за стволом кокосовой пальмы человека, который натягивал огромный лук и целился прямо в меня. Я схватил свою винтовку, выпустил не целясь несколько зарядов в стрелка и в толпу и бросился в воду; толпа с криком погналась за мной, а когда я обернулся, чтобы выстрелить еще раз, я был ранен в шею стрелою. К счастью, рана оказалась легкой, но шрам от нее остался у меня на всю жизнь.
Между тем матросы непрерывной стрельбой удерживали толпу, что дало мне возможность вскочить в лодку. Через несколько минут мы уже были на шхуне и, подняв паруса, вышли в открытое море.
После этого случая я уже никогда не заезжал в Понга-Понга.
Надо заметить, что завербовать туземцев и посадить их на судно — это только половина дела; гораздо труднее зарегистрировать их и доставить в сохранности нанимателю.
В одной деревне мне однажды удалось набрать двадцать молодых людей, и мы поехали к ближайшему депутату, чтобы записать их. При отъезде они были очень довольны и все мечтали, сколько они накупят разных вещей на свой заработок. Но как только их деревня скрылась из виду, у них началась «тоска по родине». Они жаловались, что теперь уже никогда не увидят своей деревни, говорили, что это только по глупости они могли согласиться уехать так далеко от дому, и просили меня отвезти их домой.