Мир приключений 1962 г. № 8

Стругацкие Аркадий и Борис

Мергелян вышел, прикрыв за собой дверь. Отец и сын остались вдвоем.

Вдруг Костя сорвался с места и бросился к отцу:

— Папочка, тебе плохо?

Отец привалился к спинке стула. Глаза его были закрыты. Раненая рука бессильно лежала на коленях.

— Я все знаю… — шептал он. — Ты и Самвел. Вы нам очень помогли…

Дверь распахнулась, и отец открыл глаза. Первым вошел Виктор. При свете электрической лампы Костя увидел, что воротник его гимнастерки разорван. Всю левую щеку прорезала глубокая царапина.

Виктор

злобно взглянул на человека, который вошел вслед за ним. Казалось, он сейчас обернется, выхватит пистолет и пристрелит его. Но человек не испугался его взгляда. Из-под нахмуренных бровей он оглядел комнату, подолгу останавливаясь на каждом предмете, как будто желая запечатлеть в своей памяти. Где-то в глубине его черных зрачков пряталась усмешка, словно он был уверен, что с ним ничего не случится.

— Задержанный доставлен, товарищ капитан! — доложил Мергелян, вошедший в комнату последним.

— Обыщите!

Виктор вскинул автомат на плечо, повернулся к задержанному и стал осматривать его карманы. На стол перед капитаном ложились найденные вещи: советский паспорт на имя Нагопета Агабяна, прописанный в Ереване; вечное перо, которое при рассмотрении оказалось пистолетом; запонки, под перламутровой пластинкой которых таились крупицы цианистого калия.

Бритвенным лезвием Мергелян распорол подкладку пиджака диверсанта, засунул под нее руку и вытащил тонкую полоску чистой белой рисовой бумаги. По тому, как неожиданно дернулся человек, все поняли, что этот листок бумаги хранит особенно важную тайну.

Пока Виктор и Мергелян тщательно ощупывали одежду диверсанта, отец внимательно исследовал каждый обнаруженный у него предмет. Силы снова вернулись к капитану. Если бы не окровавленная повязка, можно было подумать, что он здоров.

— Вы говорите по-русски? — спросил он.

Диверсант промолчал, словно не слышал обращенного к нему вопроса.

Лицо его стало напряженным. Он, конечно, был готов к любой внезапности, но все же не ожидал, что придется вступить в бой сразу, да еще при таких неблагоприятных обстоятельствах. Напарник погиб в первые минуты схватки. Все пути обратно оказались отрезанными. А ведь Мак-Грегори несколько часов назад говорил ему, что главное — это не оставить следов на самой границе, а уже в восьмистах метрах от нее можно чувствовать себя вполне спокойно. В чем же ошибка?!

— Значит, русского языка не знаете? — сказал отец. — А в паспорте расписались по-русски. Как же так?..

Диверсант продолжал молчать. Но взгляд, его стал сосредоточенным и острым.

— Ну что ж, постойте, подумайте. Мы не торопимся… — Отец отвел глаза от диверсанта и посмотрел на сына. — Ну вот, сынок, — сказал он. — Видишь, я совсем себя хорошо чувствую. Так что иди домой и ни а чем не беспокойся.

Косте очень хотелось остаться — не каждому мальчику удается увидеть настоящего,

живого шпиона! Но он понимал, что возражать бесполезно, и ему не хотелось раздражать сейчас отца.

Он вышел из комнаты, спрыгнул с крыльца и невольно остановился. Из открытого окна доносился голос дежурного Федорова:

— Где нашли?.. Товарищ майор, где нашли?.. Среди камней, где овцы пасутся? Живой?.. Нет?.. Увезли!.. — Он положил телефонную трубку и кому-то сказал сорвавшимся голосом: — Старика пастуха убили гады!

У Кости упало сердце. «Старика пастуха»? Это дед Баграт… Он поискал глазами Самвела — тот стоял рядом с Мариной возле дерева, освещенный падавшим из окна светом, — и сразу понял, что он тоже все слышал.

— Дедушка!.. Дедушка мой!.. — тихо сказал Самвел, поднес ко рту руку, сжал пальцы зубами и словно окаменел так.

Марина удивленно посмотрела на него — она ничего не поняла. В это время из другого окна раздался встревоженный голос Виктора:

— Маринка, скорее сюда!

В мгновение Костя был возле Самвела:

— Не плачь! Самвел, миленький, не плачь! — громко зашептал Костя, обняв друга за плечо и чувствуя, как слезы мешают ему смотреть.

Но Самвел не плакал. Он молчал и только сжимал зубами пальцы…

Костя крепче обхватил Самвела и повел. Невозможно было стоять на месте. И он вел его и вел… А вести, собственно, было некуда. Маленький квадрат небольшого двора. Они обошли рощу вокруг, и снова вернулись на прежнее место, и опять пошли к роще — никак невозможно было стоять на месте…

— Теперь у меня никого нет!.. — сказал вдруг Самвел. — Никого нет…

Они были на другом конце рощицы, когда услышали, что на заставу въехала машина. Вспыхнули отсветы горящих автомобильных фар, упали тени, и тут же снова сомкнулась тьма.

— Приехали из штаба! — сказал Костя и повел Самвела к дому.

У крыльца стояла крытая машина, но возле нее уже никого не было. Костя заглянул в окно и увидел незнакомых офицеров.

Из дома вышли Виктор, Мергелян и еще несколько солдат. Они вели диверсанта.

— Сюда! — крикнул Мергелян и открыл дверцу кузова.

Арестованный не смог сам забраться в машину, и его пришлось подсадить.

Две тени одна за другой скользнули в машину, стукнула железная дверь. Взревел мотор. И машина уехала.

Некоторое время все стояли молча. Вот и конец тому, что случилось этой темной, беззвездной ночью. Тому, что потребовало от всех стольких сил, ловкости, нервов. Тому, что оставило после себя глубокий след… И нужно время, чтобы хорошо осмыслить и понять все, что произошло.

Вдруг на крыльце, в ярко освещенном проеме двери, показался отец. Он остановился, широко расставив ноги и здоровой рукой держась за притолоку, и сказал:

— Я пойду… отдохну… Ты тут командуй, товарищ Мергелян.