Мир Приключений 1965 г. №11
Шрифт:
Через три минуты Роман Осипович, пригласив с собой нас и двух учеников Андрея Яковлевича — Володю Суслова и Ивана Ротова, с видом заговорщика повел из мастерской черным ходом вниз, во двор, а оттуда в заснеженный садик. Здесь, точно ночные уткнувшие носы в заячьи тулупы сторожа, дремали высокие липы и осины. На их вершинах шумно заседали галки, и, как забывшие обо всем на свете люди стряхивают пепел с папиросы куда попало, так и птицы сыпали нам на голову снежную пыль.
На скамейке нас дожидались Савватеев, Люба Золотницкая и комендант. Мы вышли через
21. ПОСЛЕДНИЙ ДОПРОС
Мы поднялись на второй этаж, вошли в комнату секретарши Кудеярова, и я, взяв у Горохова красный портфель — он был нужен комиссару, — приоткрыл дверь в его кабинет. Там сидели Александр Корнеевич, Вера Ивановна и работник таможни С.Л. — “Антон Павлович”. Я передал портфель Кудеярову и объяснил, какие свидетели дожидаются в приемной, и он записал это в блокнот.
После того как две стенографистки сели за столик, конвоиры ввели Белкина. Его лицо было спокойно, словно он входил в гостиную, где его ждало избранное общество. Он поклонился всем по очереди, после разрешения Кудеярова опустился на стул и слегка отпустил “молнию” своего кожаного коричневого комбинезона. Если бы все это происходило не в уголовном розыске, можно было подумать, что перед нами показательный молодой человек конца второго тысячелетия.
Александр Корнеевич спросил его, решил ли он признаться в краже красного портфеля. Фарцовщик сказал, что не собирается сам “пришивать” себе дело. Тогда Кудеяров поинтересовался, был ли он в мастерской по реставрации смычковых инструментов двадцать девятого декабря прошлого года. Белкин принялся вычислять про себя, загибая пальцы, и, наконец, объяснил, что в этот день уезжал за город.
Вызванные Володя Суслов и Иван Ротов подтвердили, что двадцать девятого оба были в мастерской.
— В этот день мы стояли на вахте! — добавил Володя.
— Были дежурными! — пояснил Иван.
— Часто ходил к вам в мастерскую Белкин? — спросил Александр Корнеевич.
— Он свою аппаратуру таскал то к нам, то от нас! За своего считали!
— Только и знали, что за ним дверь задраивать.
— Двадцать девятого в котором часу пришел Белкин?
— Десять склянок пробило!
— Нет! — опять пояснил Иван. — Шести часов не было! В шесть Андрей Яковлевич уехал с Любовью Николаевной.
— Когда же это случилось?
— В шестом часу. Мы уложили Андрея Яковлевича в подсобке. Все вышли.
— Значит, вы впустили Белкина одного?
— Он же брал свою аппаратуру!
— Не ходить же за ним в кильватере!..
Тут я спросил учеников, не знают ли они, кто в двадцатых числах декабря поцарапал несгораемый шкаф над замком. Иван ответил, что Андрей Яковлевич послал ученика-новичка достать из шкафа пакетик со струнами, но крышечка замка туго ходит, и тот открыл ее стамеской. Когда мастер увидел царапины и
Отпустив учеников, Кудеяров пригласил Любу, и она вошла, еще более красивая, чем обычно. При виде ее “Антон Павлович” перестал играть своим пенсне, вдруг надел его на нос и уставился на нее. Люба объяснила, что, как обычно, двадцать девятого в половине шестого принесла свекру обед. Он лежал после сердечного приступа в подсобной комнате, дремал. Люба заметила беспорядок: вещи сдвинуты с места, газета валяется на полу, дверца несгораемого шкафа раскрыта, а связка ключей торчит в замке секретного ящика.
— Что хранил там ваш свекор?
— Красный портфель.
— Вы заперли секретный ящик?
— Пыталась, но он был плохо закрыт. Я открыла дверцу, затворила поплотней, потом заперла.
— Когда открывали дверцу, видели красный портфель?
— Нет! Там были квитанционные книжки и деньги…
После Любы Александр Корнеевич допрашивал Марусю Ларионову. Она сказала, что двадцать девятого привезла Белкина в театральные мастерские и ждала его во дворе. Это было в шестом часу, а через тридцать — сорок минут он вынес в чехле осветительный прибор и сел к ней в кабину. Они поехали в киностудию, но по пути оператор велел остановиться и пошел в гастроном. Маруся хотела переложить прибор из кабины на заднее сиденье, но только подняла его, как из-за чехла выпал красный портфель.
— Врешь! — воскликнул фарцовщик.
— Тихо! — стукнул ладонью по столу Кудеяров и спросил Марусю: — Портфель был заперт?
— Нет! Я открыла его. Там была некрашеная спинка скрипки и большие листы бумаги с массой цифр.
— Белкин! Признаете себя виновным в краже портфеля?
— Не признаю! Во сне ей приснилось!
— Любопытно! — проговорила Вера Ивановна. — У четырех свидетелей один и тот же сон.
— В чехле был мой собственный красный портфель! И ничего в нем не было!
Александр Корнеевич открыл правую дверцу своего стола, извлек из одного ящика шесть разных красных портфелей и разложил их перед Марусей Ларионовой, предлагая опознать тот, который вынес фарцовщик. Она посмотрела, повернула один из них другой стороной и узнала его по белому, посаженному слесарем, пятну.
— Теперь, Белкин, признаете себя виновным?
Фарцовщик сидел опустив голову, очевидно прикидывая — продолжать отпираться или повиниться? Есть еще свидетели или Маруся последняя?..
Я написал на блокноте Кудеярову, чтоб он допросил меня. Но комиссар, отрицая, качает головой и вызывает Максима Леонтьевича Горохова.
Тот входит уверенной походкой, с поднятой головой, крепко берется рукой за спинку стула.
— Задержанный нами Белкин заявил, — говорит Александр Корнеевич, — что фотоснимки с деки “Родины” и табличек нашел после вашего отъезда в отпуск у вас в столе.
— Как же я мог снять их, когда они лежали в несгораемом шкафу? Мастер Золотницкий показал их один раз и сейчас же спрятал. Не было у меня таких снимков!