Мир Приключений 1965 г. №11
Шрифт:
Но при всем том Алексей и Суезуп все же иногда разговаривали. Рослый житель был — космонавт с некоторой оглядкой применил мысленно это слово — “образованнее” других обитателей подземелья. Он больше общался с айтсами, чем Тнаврес и Толфорза, ему был известен счет, он был знаком с начатками техники “верхних”. Он даже вошел с угнетателями в какой-то конфликт, был наказан и прятался теперь от них. О жестокости наказания свидетельствовали рубцы на спине Суезупа, которую он лечил, купаясь в целебной воде.
Алексей узнал много нового.
Во-первых, оказалось, что айтсы не всегда жили в этой местности. Они пришли из другого
Основой бытия расы “верхних” был некий свод законов, называвшийся “остранение”. Остранеппе предполагало полную неподвижность, застылость общества на одном уже достигнутом уровне.
Удивительным образом общество айтсов не знало науки. Суезуп указал на это вполне определенно.
У гигантов не было ни институтов, ни лабораторий. Наоборот, научные исследования даже противоречили остранению. А техника была. Могучая, разнообразная, способная решать самые трудные инженерные задачи. Постоянно обновляющаяся, двигающаяся с одного уровня на другой, более высокий.
Это представлялось Алексею непостижимым — царство самодовлеющей техники, развивающейся из самой себя…
Уточнились для космонавта и отношения между двумя видами разумных существ па планете. Впрочем, уточняясь, они одновременно и как-то запутались. Все оказалось слишком сложным.
Маленькие люди не были уж так окончательно бесправны. Это можно было понять, сравнивая две сферы жизни на планете: Город и Подгород. Днем Город был Городом, то есть обиталищем айтсов, куда житель мог попасть, только пройдя ряд специальных процедур и имея на теле определенное количество знаков и печатей. Но по ночам сфера Подгорода расширялась и охватывала даже часть Города. Ночью жители проникали иногда к “верхним”, но для тех вход в разросшийся Подгород полностью исключался. Гиганта, застигнутого ночью в Подгороде, жители могли даже убить — Алексей не точно понял, было это их правом или только возможностью.
Печати и знаки, наносимые антсами на тело жителей, имели для последних огромное значение. Они давали право на жизнь. В относительной безопасности мог чувствовать себя лишь тот маленький человек, у которого был полный набор нужных знаков, — Суезуп показал Алексею некоторые из них на собственной груди. Однако коварство гигантов состояло в том, что знаки наносились составом, сохранявшимся на коже недолго. Житель, захваченный айтсами на территории Города или Подгорода без нужного знака, подвергался смертной казни. В то же время система знаков не распространялась на Углубление. В подземелье можно было обходиться совсем без них. Поэтому, как понял Алексей, многие жители предпочитали совсем не показываться на поверхности земли.
И, наконец, самым сложным из всего этого было явление “перехода”. Выяснилось, что в понятия “верхний” и “житель” входило не только определение вида или как бы расы обитателей планеты, но еще и обозначение некоего правового статута. Поэтому были возможны переходы из одного состояния в другое. Например, житель мог перейти к айтсам — об одном таком случае Алексей как раз слышал. Решившийся на это подвергался целой серии операций и уже переставал быть жителем. С другой стороны, были и обратные
От всего этого голова шла кругом…
К исходу недели космонавт совсем выздоровел. Лицо очистилось, он пополнел и налился бодростью на вольной пище из непуганых рыб. Иногда он отваживался на небольшие самостоятельные путешествия. Одно из них, правда, едва не окончилось катастрофой.
У Алексея вошло в привычку подниматься по вечерам на край каньона и сидеть там, наблюдая закат местного солнца.
Вокруг расстилалась ровная, как доска, пустыня. Каньон, глубокий, с несущейся по дну бурной рекой, казался выдавленным в земле следом горного хребта, который гигантская рука подняла, перевернула и втиснула остриями в песок. Скалы, розовые при дневном свете, к вечеру делались фиолетовыми. Шум беснующейся воды доносился снизу ослабленным, но отчетливым в тишине пустыни и одухотворенным. Порой начинало казаться, будто он не на чужой планете, а на Земле, где-нибудь на Кавказе или в горах Памира над ущельем, что за спиной — кровля над кровлей — гнездится аул, откуда сейчас потянет горьковатым кизячным дымком.
Завороженный этими мыслями, Алексей оглядывался. Пустой, бесплодный песок уходил к горизонту, и сразу являлось воспоминание о дьявольском городе айтсов, о бесконечных бессветных просторах космоса, которые пересекла за десять лет влекомая сюда ракета.
Однажды он выбрался из каньона днем. Солнце-звезда стояло над головой. Жара полыхала над пространством, сухой горячий воздух обжигал легкие. Коричневые полоски местной травы никли к песку и камню.
Алексей услышал за спиной шорох, обернулся и успел заметить какое-то маленькое животное, исчезнувшее в редкой заросли.
Он погнался за ним, но животное было проворным и быстро убегало, отмечая свой путь только легким покачиванием трав. Алексей кружил минут десять, потом остановился, огляделся и с холодеющим сердцем понял, что не знает, где остался каньон.
Пустыня во все стороны была одинаковой. Гигантская щель с бушующей рекой на дне, не отмеченная на поверхности земли ни повышением, ни понижением, исчезла. Собственных следов Алексея тоже не осталось на выжженной жесткой почве.
Испуганный и потрясенный до глубины души, он закусил губы. Если он пойдет прямо, избранное направление может с таким же успехом уводить его от каньона, как и вести к нему. Вместо того чтобы приближаться к населенному центру планеты, он может направиться в обратную сторону, в глубину пустых пространств. А жара была невыносимой.
Он вдруг понял, на каком тонком волоске висела его жизнь. Один-единственный лишний шаг, сорок сантиметров дальше, чем можно, и он одинок и беззащитен на всей гигантской окружности этого почти ненаселенного мира.
Его уже мутило от жары; блестящие пятна мелькали перед глазами.
Он нагнулся, царапая руки, нарвал несколько пучков травы, сложил их в кучку и пошел кругами, постепенно увеличивая расстояние от своего ориентира. Минуло страшных полтора часа, пока он, двигаясь по дуге, не услышал шум реки и не увидел внезапно открывшийся под ногами провал.