Мир приключений 1966 г. №12
Шрифт:
— А кто он по специальности?
— Инженер-конструктор какой-то. И, говорят, талантливый.
— Вот вам и тип, предрасположенный к преступлению! — снова начинает смеяться Черкесов.
Валентина и Михаил удивленно смотрят на него.
— Сейчас объясню, — обещает Черкесов. — Эх, надо бы Глебову позвонить! Ну да ладно — успею сделать это и завтра. Глебов — мой коллега. Посмотрев на фотографию этого безнадежно влюбленного инженера, он вдруг вспомнил теорию итальянского психиатра Чезаре Ломброзо, раскритикованную в наших учебниках криминологии, и решил, что Ломброзо все-таки в чем-то прав.
— А вы разве не признаете этой теории? — спрашивает Черкесова Михаил. — Разве преступные наклонности, так же как и противоположные им, не заложены в каждом человеке? Вот Фрейд, например, считает…
— Простите, Миша, а вы читали Фрейда или знаете о нем понаслышке?
— Видите ли… — мнется Михаил.
— Это Джеймс их по части фрейдизма натаскивал, — раздраженно перебивает его Валентина. — Знакомил и с пресловутым “комплексом Эдипа”, и с теориями современных психоаналитиков.
— Ну и что из того? — повышает голос Михаил. — Что же плохого, что Джеймс нас с учением Фрейда знакомил? Его чтят во всем мире, а у нас он почему-то запрещен…
— Почему же запрещен? — удивляется Черкесов. — Его книги есть во многих библиотеках. С некоторыми из них наши профессора специально даже рекомендовали познакомиться во время моей учебы в юридическом институте.
— А вы его для чего читали? Чтобы критиковать или для того, чтобы учиться у него тайнам человеческой психики? — допытывается Михаил.
— Учиться у него, в общем-то, нечему. Закономерностям психических явлений учились мы у Павлова, а Фрейда читали только потому, что он все еще на вооружении у современной буржуазной психологии и криминологии.
— Не переменить ли нам тему разговора? — предлагает Валентина. — А еще лучше, если мы пройдем в мою комнату и выпьем чаю.
— Скажешь тоже! — усмехается Михаил. — Олегу Владимировичу не полагается, наверно, распивать чай с такими, как я…
— А я вот от чая и не откажусь как раз, — смеется Черкесов. — Не отказываюсь я и от беседы о Фрейде. Не знаю, кто вам его преподавал, Миша, но не сомневаюсь, что вам непременно поведали об убежденности Фрейда в том, что первобытный человек, нисколько не изменившись, продолжает жить в нашем подсознании. Этот предок, по Фрейду, был более жестоким существом, чем другие животные, и любил убивать. Я даже дословно запомнил одно выражение Фрейда. Он писал в какой-то из своих книг: “Если судить о нас по желаниям нашего подсознательного, то мы, подобно первобытному человеку, просто банда убийц”. Ну что, разве не это проповедовал вам Джеймс?
— Да, что-то в этом роде… — смущенно признается Михаил. — Но ведь действительно гнездится в человеке что-то такое…
— Джеймс им не только проповедовал это, он и осуществлял на практике подобные идеи, — зло перебивает брата Валентина. — Выпускал из них этого предка наружу. И не всем даже требовалась для этого теоретическая подготовка. Скоты, которые убили ту девушку, и имени-то Фрейда, конечно, не слыхали. А Фрейд был у Джеймса для таких интеллигентных мальчиков, как ты… Да ты хоть понимаешь, из какого вертепа вырвался?
Михаил угрюмо молчит, а Валентина, махнув на него рукой” уходит на кухню готовить чай.
— Валентина, наверно, не права, — негромко говорит Михаилу Черкесов. — Вы, конечно, не убийцей хотели стать, а сверхчеловеком, суперменом. Однако супермен и убийца, по сути дела, одно и то же. Главный герой Флемминга Джеймс Бонд — именно такой типичный супермен. Но ведь он агент номер ноль-ноль-семь. А подобный номер, начинающийся с двух нолей, в реестрах английской разведки дает право на убийство. Давайте, однако, больше не будем говорить об этом — Валентине эта тема не очень нравится.
— А пока ее нет, ответьте мне: как вы будете относиться ко мне, если кровь на моей рубашке окажется той же группы, что и у убитой девушки?
— А это уже установлено совершенно точно, — спокойно сообщает Черкесов, однако, увидев испуганные глаза Михаила, поспешно поясняет: — Но не это ведь главное. Установлено и другое — кровь на вашей рубашке принадлежит не женщине, а мужчине. Скорее всего это действительно кровь самого Джеймса…
В это время входит Валентина с чайником и, заметив, что они вдруг замолкли, спрашивает с напускной шутливостью:
— О чем это вы тут шептались в мое отсутствие?
— Миша поинтересовался экспертизой пятен крови на его рубашке…
— И, знаешь, — возбужденно перебивает Черкесова Михаил, — кровь оказалась мужской! Значит, она не была кровью той девушки…
— Ну вот и слава богу, — произносит Валентина, но Черкесов по глазам ее видит, что она не верит этому.
— Вы, кажется, сомневаетесь? — спрашивает он.
— Это, наверно, что-то новое в экспертизе?
— Да, это у нас сравнительно недавно.
— Но как же это возможно? Ведь эритроциты и лейкоциты мужской и женской крови неотличимы друг от друга.
— Так думали раньше, а теперь в сегментно-ядерных лейкоцитах женской крови обнаружили половой хроматин. Не замечали этого раньше по той причине, что среди ста лейкоцитов женской крови лишь примерно три имеют такой хроматин.
— Теперь и я припоминаю… Нас знакомили с этим открытием. Но ведь обнаружены эти половые различия в живой крови, а вы, криминалисты, имеете дело с засохшей, разложившейся. Как же вам-то удается обнаружить в ней три процента этих лейкоцитов?
— О, это в результате почти нечеловеческих усилий сотрудников научно-исследовательского института милиции, — не без гордости за своих коллег говорит Черкесов. — Чем только не пытались они восстановить ядра лейкоцитов! Для того чтобы добиться этого, проводилось множество экспериментов. А когда наконец удалось добиться успеха в лабораторных условиях, предстояло воскресить лейкоциты засохшей крови на случайных предметах и потому почти всегда загрязненные. Очень трудно было решить эту задачу. Производили своеобразную инкубацию мертвых лейкоцитов засохшей крови в термостатах, отделяли их ядра из растворов с помощью центрифуг, а потом чуть ли не сутками сидели за микроскопами…