Мир приключений 1966 г. №12
Шрифт:
Раз сама милиция утверждает, что знает все их дела, а дел таких четыре, что знает всех преступников, то есть троих, то, признавшись, он как бы закрывал все дело. Больше копаться не будут. И в результате он сам дополнил подробностями то, что знал Виктор.
Теперь начинался следующий этап работы. Виктор уже отобрал ряд старых, нераскрытых дел, имевших двух — трехлетнюю давность, в которых — он был в этом совершенно убежден — участвовал Веревочкин и компания.
Необходимо было уличить их.
День за днем продолжались допросы. С утра в кабинет Виктора приводили то Гришина, то Веревочкина, то Балакина.
— Номерок снимаю, — усмехался Веревочкин.
— Хоть в чем-то на честных людей похож! — ворчал Виктор.
Постепенно разматывался толстый клубок преступлений — краж, налетов на магазины, кафе, ателье…
Клубок становился все меньше, а составлявшие его нити аккуратно укладывались в папки дел.
— Что ж вы, Гришин, такой небритый, — укоризненно встречает Виктор арестованного, — запустили себя. Что, побриться негде? Там же есть рядом с душами…
— Успею еще побриться — у меня впереди времени много, — мрачно бормочет Гришин.
— Это уж точно, Гришин, если вы и дальше так будете себя вести, вам придется изрядно посидеть.
— Отсижу…
— Отсидите. Только можно больше, а можно и меньше. Скажите, Гришин, вы статью тридцать восьмую знаете, пункт девятый?
— Юрка рассказывал…
— Эрудированный человек Веревочкин. Уголовное право он с вами проходил? Так помните, что гласит пункт девятый?
— Это, как его…
— Вот именно. А следовало бы помнить. За явку с повинной, за содействие правосудию полагается скидка. С повинной вам поздновато приходить, а вот помочь раскрыть преступления вы еще можете. Так как? Может, расскажете уж все дела, а то что ж вы нас заставляете ребусы разгадывать. Пока вам всего не расскажешь, вы никак не хотите признаваться. Ну, скажем, кафе “Аэлита”.
— А что “Аэлита”, начальник? Я же признался, что “Аэлиту” брал. Чего еще-то?
— Что брали, это, между прочим, не вы признались, а мы установили. У нас ведь все время разговор такой: “Нет, не я”. Потом я вам изложу что к чему, тогда: “Ах да, моя работа, признаю…”
— Так ведь на “Аэлите” я…
— Послушайте, Гришин, вы же не один там были, а вы опять за свое: “я” да “я”. Когда вы наконец забудете о вашей несуществующей воровской солидарности. Нет ее, поверьте!
— Есть…
— Нет. И “раньше, чем трижды пропоет петух”, вы предадите. Да, да, вы! Я вам это предсказываю.
— Какой петух?
— Неважно, Гришин! Вы не сильны в священном писании? Ну и ладно. Но ваш мифический закон воровского мира вы сами же нарушите. Хорошо, давайте все сначала. Значит, отец Веревочкина навел вас на “Аэлиту”.
— Я не сказал, что отец Веревочкина…
— Нет? Видимо, я ошибся. Кто-то другой сказал.
— Володька?
— Почему вы решили, что Володька? Я же вам этого не говорил.
— Ничего, гад, раньше выйдет,
— Да бросьте, Гришин, не те времена. Давно уже ни с кем за честные признания не расправляются. В особенности те, кто будут сидеть в пять раз дольше, чем те, с кем они собираются расправляться. Так расскажите подробно, как вы проникли в кафе?
— Я ж говорил. Люк там грузовой. Замки висячие. Перепилил.
— Долго пилили?
— Да ну, долго! Раз-два — и готово!
— Еще бы, вы же высокой квалификации слесарь, Гришин.
— Был слесарь… — с горечью шепчет Гришин.
— Может быть, и будете. Это ведь от вас зависит. Ни от кого больше.
Наступает молчание.
— Что же дальше было?
— Влез в подвал, темно, чуть не расшибся, нашел еще люк…
— Как это нашли, вы что ж, в темноте искали? И нашли? Такой маленький подвал был?
— Нашел…
— Не валяйте дурака, Гришин, это же смешно! Признайтесь, что отлично знали расположение подвала, знали, где был люк. Все это сообщил вам отец Веревочкина. Что вы его покрываете? Он же все равно сидит и за вашу “Аэлиту” больше, чем ему за другие дела полагается, не получит.
— Ладно, начальник, черт с ним, со стариком! Он навел.
— Что дальше было?
— Через люк пролез в холодильник. Потом в комнату за залом, где касса. Ее ломать-то нечего было: взял нож кухонный поздоровей, и все.
— Все?
— Все.
— Что ж, давайте, Гришин, проедем на место, освежим, так сказать, в памяти.
Они спускаются вниз, садятся в машину и едут в кафе. Едут утром. Кроме директора, их никто не встречает. Виктор, следователь и другие сотрудники уголовного розыска вместе с Гришиным спускаются в подвал через грузовой люк. Подходят к холодильнику.
Еще на прошлых допросах Виктор, расхаживая за спиной у Гришина, примерился к его фигуре. Съездив в “Аэлиту” и ознакомившись на месте с маршрутом, который проделал, по его словам, Гришин, Виктор убедился, что из подвала в один из холодильных залов Гришин проникнуть не смог бы.
И вот они на месте. Виктор внимательно наблюдает за Гришиным. Спокойно, со скучающим видом тот спускается в подвал, находит люк в холодильник, пролезает туда, заходит в один холодильный зал, в другой…
— А туда вы не заходили? — спрашивает Виктор, показывая на последний холодильник.
— Заходил.
— Так идите.
Гришин направляется к узкой щели, служащей входом в холодильник, пытается влезть. Лицо его становится красным от напряжения, он снимает пиджак.
Виктор не торопит его. Он внимательно, даже сочувственно следит за безуспешными усилиями Гришина.
Наконец, махнув рукой, тот надевает пиджак и с досадой смотрит на Виктора.
— Не помню, может, я туда и не лазил. Наверное, не лазил.
— Ну не лазил так не лазил. В конце концов, всего не упомнишь, — зевая, замечает Виктор. — Поехали обратно.