Мир приключений 1977 г.
Шрифт:
Мертвые глаза гарпии с остекленевшими зрачками глядели на Ирину. Даже сейчас в них не исчезло то осмысленное выражение, та искра разума, которую с недавних пор земляне отмечали то у одного, то у другого представителя этого крылатого племени. Тихо проговорив "Эх, Лидо, Лидо!", она отступила на несколько шагов и вынула бластер. Грянул гром, и теперь только взметнувшийся пух напоминал о погибшем. Не оглядываясь, Ирина быстро зашагала вперед.
В космическом реестре Планета гарпий была отмечена желтой звездочкой, как годная для жизни, но запрещенная к освоению. Желтая звездочка запрещала даже сафари, с какой бы степенью безопасности они ни были организованы.
И все-таки вот уже пять лет здесь жили люди. Двенадцать человек, не прибавивших ни одной могилы к тем восемнадцати. Но это потребовало такой железной дисциплины, такого самоограничения, особенно на первых порах, такой силы воли и постоянной настороженности, что жизнь на Такрии, где опасностей тоже хватало с избытком, вспоминалась сейчас как голубая идиллия.
Ирина выбрала эту планету потому, что суровее в реестре под желтой звездочкой не оказалось. Ей нужна была планета, жизнь на которой заставляла бы ежедневно, ежечасно, ежеминутно напрягать умственные способности. Планета, где можно выжить, только объединившись в коллектив.
На Такрпи гарпии были владыками, сильнейшими. Им не надо было опасаться кого-либо, кроме человека, не надо было объединяться для охоты или обороны. Каждая гарпия могла в одиночку добыть пропитание или отбиться от врага. И мозг, не побуждаемый опасностью, не развивался.
Здесь же гарпии оказались в ином положении. На планете были свои владыки, владыки могущественные, которые отнюдь не намеревались делить власть и добычу с пришельцами. Здесь можно было действовать только совместно всегда и во всем. И гарпии, одни раньше, другие позже, поняли это, с помощью людей, разумеется. Правда, из двух с половиной тысяч детенышей, которых Ирина вывезла с Такрии, осталось всего тысяча триста пятьдесят, зато выжили самые, если можно так выразиться, разумные.
Только теперь Штуленц по-настоящему среагировал на слова Галея. Такого страшного лица Анри никогда еще не видел. Возможно, у Штуленца было больное сердце. Он вдруг стал задыхаться. Но довольно быстро оправился от потрясения и выдавил из себя еле слышно:
— Ты... вы ошибаетесь... Я не знаю никакого Мельцера...
— Спрашиваю последний раз: адрес? — Галей выпрямился. И в этот миг Штуленц узнал его.
Раздался короткий вопль отчаяния. Кресло отлетело в сторону. Словно разъяренный бык, Штуленц головой вперед бросился на Галея. Тот инстинктивно взмахнул кулаком, снизу вверх. Шляпа с пером покатилась по полу. Голова Штуленца от удара дернулась назад, он пошатнулся, теряя равновесие, изо всех сил вцепился в тяжелую штору, закрывавшую дверь на балкон. В номер хлынул поток свежего воздуха.
ТИХОЕ УТРО
Что было потом — Анри Галей помнил плохо. Лишь в коридоре, куда он, шатаясь, вышел, к нему вернулась способность воспринимать окружающее. Он видел насмерть перепуганного служителя гостиницы, слышал встревоженные голоса людей, крутил диск телефона, что-то говорил, а перед глазами, словно из тумана, выплывали и разворачивались отрывистой панорамой картины давно минувшего...
...Они сидели в кафе «Медная подкова». По залу неторопливо прохаживался старый седой бармен. В углу, за отдельным столиком, галдели, как сороки, молодые немки в армейских мундирах.
Дапью, раскуривая
— Мне кое-что рассказывали о вас. Вы меня устраиваете.
«Мальчишка, — подумал Галей. — Я его устраиваю!» Этого круглолицего самоуверенного юнца Анри видел впервые. На конспиративной квартире ему сообщили, что в кафе «Медная подкова» с ним будет беседовать лейтенант Дапью. И дали пароль. Галей пришел в кафе в указанное время и не без удивления увидел совсем молодого парня, почти юношу, с румянцем во всю щеку, крепкого и пышущего здоровьем. Костюм с брюками гольф и клетчатая спортивная рубашка как бы подчеркивали молодость и силу лейтенанта. Они обменялись условными фразами. Все было в порядке, однако Галей даже не попытался скрыть разочарования, возникшего у него с первых минут встречи.
Дапью неумело курил сигарету, она несколько раз гасла. Воспользовавшись очередной паузой, Галей сказал:
— Я хотел бы знать...
— Это не обязательно, — оборвал его Дапью. — Это тот случай, когда чем меньше знаешь, тем лучше для тебя и для других тоже... Вас никогда не привлекала... астрономия?
Галей пожал плечами.
— Не интересовался.
— А физика?
— Тело, погруженное в жидкость... — произнес Галей с презрительной усмешкой и резко переменил тон: — Оставим болтовню! За кого вы меня принимаете? Мне сказали, что я получу новое задание. При чем тут физика-химия?
Дапью опустил глаза.
— Еще не поздно. Можете отказаться. Не настаиваю. Пошлем кого-нибудь более терпеливого.
Они помолчали. Молодые немки громко хохотали в своем углу — вино сделало свое дело. Бармен восседал за стойкой. За окном на ветру раскачивались каштаны. Время от времени от гула тяжелых немецких военных машин жалобно дрожали стекла. Галей почувствовал, что его поведение не назовешь разумным, и смутился.
— Прошу прощения, лейтенант. Я готов. Итак, куда?..
— Район Вернад. Улица Красных Роз, двадцать семь. Звонить трижды два длинных, один короткий. Вас встретит мадемуазель Жермен, экономка. Скажете ей: «Я — от Дапью». Вы курите?
Галей отрицательно мотнул головой. Лицо Дапью расплылось в улыбке.
— Вот и чудесно! Там, куда вы направляетесь, сигарет не употребляют. Запах табака вызывает у хозяина дома бешенство... Вас уже ждут. Желательно, чтобы ваше появление в доме по возможности прошло незаметно для посторонних. Все остальное узнаете на месте... Какого дьявола им так весело? — кивнул Дапью в сторону немок. — Кстати, что за нашивки у этих фей?
— Санитарная служба бошей, — пояснил Галей. Лейтенант Дапью то ли был близорук, то ли не разбирался в знаках различия, которые носили оккупанты.
Виллы, притаившиеся в районе Вернад за массивным литьем чугунных решеток, казались необитаемыми и заброшенными. Да и вообще здесь было пустынно: комендантский час надежно удерживал людей в квартирах. О нем постоянно напоминал стук сапог немецких патрулей, отдававшийся зловещим эхом во всех закоулках города. Галея этот звук почти не волновал, у него в кармане лежала синяя карточка-пропуск, разрешавшая портовикам и железнодорожникам передвигаться по городу в ночное время.
Взглянув на часы, он быстро вышел из тени каштанов, спокойно пересек темную вечернюю улицу и одним рывком поднялся на мраморное крыльцо неосвещенного двухэтажного здания. Дом, даже в темноте, казался более роскошным, чем другие, что по соседству, — это была внушительная вилла, окруженная деревьями, со стенами, от земли до крыши увитыми декоративным виноградом.