Мир приключений 1981 г.
Шрифт:
Вырвалась она молча, снова под диван уползла. Я знаю, коли робот загрустил — не расшевелишь! Не у заводной куклы знак настроения переставить!
— Погоди, спасут дядю Исмаила, я тобой займусь! — пригрозила я. И повернулась к экрану: — Дядя Май, а не спеть ли нам вдвоем, как бывало?
— Отчего же? Начинай.
Откашлялась я и завела:
От звезды и до звезды Полон космос пустоты. Нет ни озера, ни речки, Ни собачки, ни овечки, НеПоем мы весело, на разные голоса. Операторы довольны, руки потирают. Папу, который в этот миг в комнату вошел, к стене притиснули, чуть рот не заткнули. Оказывается, и режиссер не всегда такой удачный номер придумает, какой у нас сам собой получился, — герой не падает духом. Я, правда, расстроилась, увидев себя на экране: глаза плутоватые, рот на полкадра распахнут и двух передних зубов не хватает. В пору закрыть лицо ладонями и убежать… Но я допела. Пусть помощник оператора, который нарочно так меня снял, думает, будто мне их дружеский телешарж понравился. Пусть думает…
Взглянула я тайком на циферблат и сначала себе не поверила. Где же спасатели? Читтамахья обещал, через два часа они на месте окажутся, а их нет и нет. Заерзала я по дивану, а вид, наверное, у меня от этих мыслей весьма так себе… Потому что дядя Исмаил подмигнул мне и зашептал:
— Чего ты мнешься? Может, надо куда? Так ты иди, не стесняйся. Посижу чуток без связи…
— Фу, дядя Исмаил, противный! Позоришь меня на весь эфир…
— А чего ж? Дело житейское…
Я отмахнулась:
— Всё бы тебе зубоскалить! Лучше обогрев проверь — вон нос посинел!
— Беда с этими цветными передачами! На черно-белом экране не углядела бы…
— Погоди, я все же отлучусь на минутку, кое с кем посчитаться надо. Не скучай!
— Иди-иди. Я ж говорю, не стесняйся!
Вот заладил! Ему и невдомек про застрявших спасателей. Ох, не к добру это! Креплюсь, а на душе тяжко. Да еще тетя Кима что-то почувствовала, глаз с меня не сводит. Что я ей, чудо сотворю, что ли? Всего-то и есть у меня только оун — тонкая ниточка контакта… В конце концов, дядя Исмаил мог ведь и не меня выбрать. Да оно и лучше бы мне ни при чем оказаться…
На мой настойчивый зов Туня вылезла, а ко мне не торопится: ползет брюхом по полу, антенны виновато опущены. Еще тоскливее мне стало. Роботеска натура чуткая, тоже, видать, догадалась…
Расплывается у меня все перед глазами. Дрожит. И стены. И две
— Признавайся, противная, ты с самого начала подозревала, да? С самого-самого начала?
Туня вылупила на меня честные-пречестные блюдечки:
— О чем?
— Не юли! Уже час назад спасатели должны были вызволить дядю Исмаила!
Стараюсь не кричать, но строго-строго на нее смотрю, чтоб не отпиралась. Вот отчего ее болезнь, и нерешительность, и странная игра в прятки. Уж тысячу раз дядины шансы исчислила! Рада бы солгать, да не научена. А мне голая правда нужна. Поэтому тереблю ее, не даю опомниться:
— Излагай. Живо!
— Тебе не понять.
— А я Антона Николаевича попрошу. Он разъяснит.
Мое обещание окончательно сразило ее. Туня отчаянно всплеснула ручками:
— Понимаешь, сгусток скрученного Пространства вместе с пилотом выдавило в Пояс Астероидов. Теперь Пространство растекается. И не дает спасателям приблизиться к дяде Исмаилу. Это как если бы из мяча начал во все стороны ветер дуть — смогла бы ты подплыть к мячу на легком перышке?
Туня снова закручинилась. А я молчу, слова ее обдумываю. Ну зачем, зачем дядя Исмаил мой оун выбрал? Неужели никого поумнее не нашлось?
— Это окончательно? — спросила я, не глядя на роботеску.
— У него же скафандр порван! — заскулила Туня. — И энергоресурса всего на 26 часов. Даже на обогреве экономит.
— Тихо! — прервала я. И к оператору: — Не могли бы вы срочно соединить меня с Антоном Николаевичем?
— Что случилось? — всполошился папа. Он вошел на цыпочках и не слыхал нашего с Туней разговора. — Ты же знаешь, Алена, как он занят. Только и дел у него — по два раза на дню беседами с тобой развлекаться!
Тетя Кима вскочила, руки перед грудью в кулаки сжала — и обратно на диван осела. Мне некогда никому ничего объяснять. Настаиваю просто так:
— Нет, соедините! А если нельзя с Антоном Николаевичем, то хотя бы с Читтамахьей!
— Не надо с Читтамахьей, девочка, я уже здесь! — раздался от порога медленный голос, и ко мне неторопливо подошел Антуан-Хозе. Сейчас, когда надо было куда-нибудь бежать, звонить, рвать на себе волосы от скорби, его застывшее смуглое лицо вызывало неприязнь. Он привычно-ловко присел на корточки, с секунду смотрел на меня без слов и едва заметно раскачивался. Потом положил руку на спину зависшей возле нас Туне: — Я вижу, ты все знаешь, Аленушка. Мне трудно было бы рассказать. Мы бессильны…
Я оценила, как по-взрослому он выговорил мое имя, немножко затягивая его посредине, так что получилось «Алеунушка»… А бедная Туня, уловившая только смысл фразы, затряслась, словно раненая.
— И ничего-ничего? — замирая, спросила я уже без всякой надежды и сама знала: ни-че-го! Иначе бы Главный ТФ-конструктор здесь не рассиживал!
Читтамахья встал, по-восточному сложил руки ладонями вместе, наклонил голову. Но он меня больше не интересовал. Я смотрела, как кровь отливает от лица тети Кимы, как красная капелька выступает у нее из прокушенной губы.