Мир приключений, 1983
Шрифт:
ОШИБКА ПЕРВАЯ — КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА
Король Людовик XVI наделал в своей жизни множество ошибок. У его позднейших биографов часто складывалось мнение, что ошибаться было призванием короля. Он промахивался во всем — в выборе супруги, во времени опубликования декретов, в назначениях министров. Даже писал с грамматическими ошибками, хоть с детства его учили языку лучшие педагоги Франции. После Великой французской революции, по решению Конвента, Людовика (в просторечии — Луи) за преступления против народа приговорили к гильотинированию. Но события, о которых пойдет речь, начались во время, когда королевскую голову еще холили и лелеяли, а по особо торжественным дням украшали дорогой и красивой, короной. Жену Людовика — австриячку Марию-Антуанетту — в народе не любили еще больше, чем самого короля. Позднее, уже во времена революции, в знаменитой «Карманьоле», которую распевал весь Париж, прозвучали такие слова:
ХотелВсе это ждало Людовика и Марию-Антуанетту впереди. И печальный, но вполне заслуженный финал королевской четы в истории хорошо прослежен. О нем знает каждый. Зато мало кому известна история жизни одной загадочной женщины — Жанны де ла Мотт-Валуа, хотя в свое время ее судьба тесно переплелась с судьбой трона. А когда-то о Жанне де ла Мотт были написаны десятки книг, сотни, если не тысячи статей. Она была героиней одного из самых громких судебных процессов XVIII века. Дело закончилось тем, что 21 июня 1786 года Жанну де ла Мотт поначалу секли плетьми на Гревской площади — месте казни государственных преступников, — а затем палач попытался прижать раскаленное клеймо к обнаженному плечу женщины. Но Жанна с криком вырвалась. Палачи были начеку. Ее схватили. Клеймо вторично прижали к телу. На этот раз уже удачно. На спине жертвы вспыхнула алая рана — глубокий ожог! — буква «V». Так во Франции клеймили воров, ибо voleuse по-французски означает «воровка».
Но очень странно вел себя народ, толпившийся на площади. Казалось, симпатии всех были на стороне преступницы. Из рук в руки передавали рукописные и отпечатанные типографским способом листовки, в которых обличали злодейство короля, а Жанну жалели, как безвинно пострадавшую. В листовках упоминались и другие участники этой драмы: кардинал Роган и знаменитый маг граф Калиостро. Впрочем, на деле во всей этой истории невиновных и честных не было.
Начнем с самой Жанны. Она родилась в нищей семье. Однако юная Жанна была необычайно хороша собой. К тому же внимание к ней было подогрето слухами о том, что предками Жанны были король Генрих II и мадам Николь де Савиньи, а потому она, будучи по происхождению Валуа, имеет куда больше прав на королевский престол, чем пробравшиеся на него при сомнительных обстоятельствах Бурбоны, в том числе и Людовик XVI, последний из Бурбонов предреволюционных. Все это помогло Жанне сделать удачную партию — она вышла замуж за жандармского офицера, который именовал себя графом де ла Мотт (как позднее выяснилось, тоже без достаточных на то оснований). Два авантюриста в одной упряжке — это уже серьезно. Подогревая и подзадоривая друг друга, они должны были совершить что-нибудь из ряда вон выходящее. Так и случилось. Чете де ла Мотт очень нужны были деньги. И большие. Жить хотелось на широкую ногу, как и подобает аристократам, пусть даже и самозваным. Решили растрясти кошелек опального кардинала Луи Рогана. Благо, Роган был не из бедняков. Кардиналу посулили благосклонность королевы, положение первого фаворита при дворе, если он окажет королеве важную услугу. Какую? Поначалу это держали в тайне.
Некто Ретто де Виллет по просьбе Жанны подделал почерк Марии-Антуанетты. Так возникли будто бы подлинные письма королевы к Рогану — дружеские, теплые, даже интимные. Но кардинал и сам был интриганом со стажем. К тому же в друзьях и советчиках у него числился «маг, волшебник и провидец» граф Калиостро. О Калиостро в свое время писали много и разное. Некоторые считали «мага» попросту шарлатаном. Такое мнение не было лишено оснований. Случалось, разнообразнейшие фокусы Калиостро, его заклинания, «излечение» безнадежно больных, паралитиков, глухих и слепых (ясно, что речь шла о заранее подготовленных статистах) здравомыслящих людей приводили к убеждению, что этот граф — кстати, тоже самозваный, ибо его подлинное имя было Джузеппе Бальзаме — на поверку обычный плут. Но одно несомненно: Калиостро был при всем том человеком умным, проницательным, к тому же обладавшим даром гипноза и умением отгадывать мысли собеседников. В общем, Калиостро трудно было обвести вокруг пальца. Узнав о письмах королевы от самого Рогана, «маг» посоветовал кардиналу быть осторожнее. Что-то во всей этой истории показалось ему подозрительным. Будто бы и почерк королевы (так хорошо он был подделан!), стиль и фразеология тоже не вызывали сомнения, но Калиостро показалось странным: королева (!) достаточно прозрачно намекала кардиналу, что не прочь принять в подарок бриллиантовое ожерелье, изготовленное лучшими ювелирами Франции Бемером и Босан-жем. То, что королевская казна давным-давно пуста, было известно всем. Психологически допустимым было и другое — королеве очень уж захотелось любой ценой заполучить полюбившееся украшение. И все же могла ли Мария-Антуанетта пойти на такой рискованный шаг — дать в руки кардиналу, да еще опальному, письменные доказательства каких бы то ни было тайных действий за спиной своего венценосного супруга? Такой поступок выглядел эксцентричным, чтобы не сказать — сумасбродным. И Калиостро посоветовал Рогану ответить королеве уклончиво и дожидаться дальнейшего развития событий.
Но тут случилось невероятное, то, чего даже «провидец» Калиостро предусмотреть не мог. Королева через Жанну де ла Мотт, которую Рогану представили как особу, тайно приближенную ко двору, назначила кардиналу свидание в версальском гроте Венеры. В сиреневых сумерках, в тишине уединенного грота и состоялась эта беседа.
— Я не посмел поверить своим ушам, когда услышал, что вы хотите видеть меня, — сказал Роган.
— Да! — ответила королева.
— Если ваше величество повелевает мне купить это ожерелье…
— Да! — подтвердила королева.
— Я сделаю все возможное. Вы не раскаетесь в том, что обратились именно ко мне.
— Да! — в третий раз произнесла Мария-Антуанетта.
Лишь позднее, на суде, выяснилось, что в гроте была не королева, а очень похожая на нее станом модистка Николь Лаге. Вот почему «королева» старалась стоять спиной к Рогану и отвечала так односложно. Но кардинал поверил, что говорил с подлинной королевой. Он купил ожерелье и передал его королеве через Жанну де ла Мотт. Подлог очень скоро раскрылся, но ожерелье, разобранное на части, уже перекочевало за границу. Успели бежать из Франции и сам де ла Мотт, модистка и самодеятельная актриса Николь Лаге, а также Ретто де Виллет, подделывавший письма.
Не спешила покинуть Париж лишь сама Жанна. Почему? Теперь об этом можно лишь гадать. Видимо, Жанна считала, что придворные круги не заинтересованы в огласке. И без того подпольные типографии ежемесячно выпускали в свет сборники памфлетов, высмеивающих глупость и надменность Марии-Антуанетты. Было совершенно очевидным, что история с ожерельем и подложными письмами никак не укрепит репутацию австриячки, а подпольным памфлетистам даст еще один повод посмеяться над странностями версальского двора.
Королю могла помочь только выдержка. Но не репрессии. Психологически самым верным ходом была бы попытка отнестись ко всему как к неуместной и не очень остроумной шутке, притворно посочувствовать обманутому проходимцами Рогану, превратив его тем самым в фигуру комичную и уважения не заслуживающую.
Но король повелел арестовать Жанну и начать судебный процесс против всех лиц, замешанных в шантаже и подделке писем королевы. Обо всей подоплеке дела в Версале узнали от самих ювелиров Бемера и Босанжа. Ведь свое драгоценное ожерелье они отдали Жанне, надеясь вскоре получить сполна все деньги, но были жестоко обмануты. Терять им было нечего. Они решили пожаловаться напрямик королю.
Короля Людовика вся эта история поначалу повергла в шок. Несколько дней он молчал, иной раз смеялся каким-то собственным мыслям, а затем впал в классическую истерику: кричал, угрожал в два месяца очистить страну от сомнительных граждан (что само по себе было намерением похвальным, но вряд ли посильным) и даже в приступах бешенства бил дорогой фарфор. Между тем процесс над виновными в афере шел своим чередом. Но в конечном итоге строгий приговор был вынесен лишь Жанне. Кардинал Роган и «маг» Калиостро отделались легкими наказаниями — высылкой. Но вновь с удвоенной нагрузкой заработали подпольные типографии — публиковали и речи защитников, и выступления Рогана, Калиостро, Жанны, которые, естественно, ни в чем не признали себя виновными. Французскую столицу охватил неожиданный ажиотаж. Все и против всего протестовали: против монархии, против плохой освещенности улиц (фонари были только у входа в богатые дома), против любого действия, исходившего от двора. И даже мода на вечерние дамские туалеты — красное с желтым, — вспыхнувшая в тот год в Париже, тоже имела отношение к процессу по поводу ожерелья. Красное — цвет мантии Рогана, желтое — цвет соломы, на которой Роган спал, будучи узником Бастилии…
Уже после суда король сделал еще несколько неверных шагов. Французская тайная служба получила задание выкрасть из Англии бежавшего туда мужа Жанны — де ла Мотта.
Попытка не удалась. Зато произошел очередной скандал. Примерно в это же время Жанна бежала из тюрьмы (с согласия начальницы) и объявилась в Лондоне.
Все эти факты, сами по себе скорее комические, чем трагические (ну, в лучшем случае — трагикомические), в иной обстановке, может быть, остались бы в истории Франции забавным курьезом, темой для нескольких памфлетов. И не более. Но в конкретной атмосфере нежизнеспособности Франции Людовика XVI, в момент, когда абсолютизм был уже на краю гибели, каждый камешек, случайно сорвавшийся с обрыва, мог стать началом обвала.