Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
— Ну и что? — спросил кто-то недоуменно.
Тогда я засмеялся и спрыгнул на пол, и от этого толчка разрубленный мною верстак развалился на две части.
Глава 5. Меня пригашают в Дом Без Окон
За последнюю неделю я несколько раз встречался с Ганелоной — надо было обсудить множество деталей, получить от нее документы на право посещения Изумрудной, потренироваться в языке (их Единый звучал для нас архаично, и мне пришлось ночей пять провести с гипнопедом), разузнать о ритуале рыцарских схваток. Кроме того, я должен был пройти курс прививок и сдать зачет по самопомощи, обязательный перед посещением других планет. С удивлением я узнал, что на Изумрудной существует денежная система. Об этой непременной особенности первобытных цивилизаций я совершенно позабыл, с деньгами обращаться не умел.
— Не смущайтесь, Алексеи, — подбадривала меня Ганелона, — я снабжу вас достаточной суммой, и, кроме того, вы сможете обратиться там к верным людям — я расскажу, как это сделать. Да, кстати, вы не будете возражать, если я дам вам провожатого? — И она показала на робота. — Он просто напичкан разнообразнейшими сведениями об Изумрудной.
Тот вежливо наклонил голову и сказал:
— Я буду польщен, если сумею оказаться вам полезным.
— А что вы умеете? — спросил я с сомнением.
— О, не беспокойтесь. Я сделан надежно и с расчетом на самые неожиданные ситуации. Я сильнее любого человека, не нуждаюсь в еде, питье и атмосфере, хорошо вооружен, имею радиосвязь, знаю приемы первой помощи, разбираюсь в технике, умею производить многие ремонтные работы, могу служить транспортным средством. Энергией заряжен на полтора года. Кроме того, я ничего не забываю, никогда не сплю, вижу в темноте, могу служить переводчиком с сорока языков, а также расчетчиком, справочником по основным разделам науки и техники…
— Довольно, довольно, — замахал я руками. — Вы меня убедили. Буду рад иметь такого спутника. Но только скажите, пожалуйста, как я должен вас называть? У вас есть какое-нибудь имя, помер или позывные?
— Называйте меня Петровичем, — сказал робот. — Мы, роботы, все считаем себя сыновьями нашего изобретателя, Истра Ивановича Федосеева, и любим, когда нас называют Петровичами.
— Так вы и любить умеете, Петрович? — не удержался я от вопроса.
— Да, умеем, серьезно, — ответил тот. — В тех пределах, которые доступны высшим машинам.
— Ну-ну, пробормотал я. Значит, будем знакомы. Зовите меня Алексеем. И предлагаю перейти на “ты”. Я протянул ему руку.
— Согласен, Алексей, — ответил тот.
Мы обменялись рукопожатием.
Я впервые в жизни пожимал руку роботу и очень удивился, что она оказалась самая обыкновенная — может быть, лишь чуть более твердая, чем у меня. По моим представлениям рука механического существа должна была напоминать клещи.
— Петрович, а ты действительно очень сильный? — спросил я.
Робот взял стоящую у камина кочергу.
— Ты сможешь ее сломать? — спросил он.
Кочерга была отштампована в высокочастотном поле из терилакса, и сломать ее не смог бы и слон. Вот если ударить по ней Эскалибуром…
Тут у меня от удивления глаза полезли на лоб: робот разжал кулак — и на пол упали две половинки кочерги. Я только развел руками.
— Да, Петрович, с тобой будет не страшно в любых переделках, — сказал я серьезно. — А вам, Ганелона, я сделаю другую кочергу — из настоящего железа.
— Я буду этому очень рада, — улыбнулась принцесса, вскидывая на меня свои огромные глаза. Взмах ее ресниц напоминал трепетанье крыльев бабочки.
Когда она заглянула мне в глаза, меня словно жаром обдало. Чтобы не выдать себя, я наклонился, чтобы собрать остатки кочерги.
Нет, до чего же она похожа на Тину!
Вечером мы с бабусей распивали чаи. На столе пел самовар — правда, не старинный, с огнем и дымом, а стилизованный, аккумуляторный. Бабушка дула на блюдце и косила глаза на какую-то очень древнюю и дряхлую книгу, время от времени осторожно перелистывая желтые страницы.
— Что ты читаешь? — спросил я.
— О, это замечательная книга. Я разыскивала ее лет сорок и вот с трудом нашла в одной частной коллекции. Это Книга Молоховец, — с гордостью возвестила она. — Слышал?
— Конечно, конечно, — с энтузиазмом ответил я. — Как же можно не слышать! Кинга Бытия, Кинга Экклезиаст и Книга Молоховец это же основа человеческой культуры! — И я продекламировал:
Всему свой час, и время всякому доту под небесами:
Время родиться и время умирать,
Время насаждать и время вырывать насажденья,
Время убивать и время исцелять…
— Ну вот, понесло тебя, — пробурчала бабушка, отрываясь от книги. — Если не знаешь, то так и скажи.
— Ф шисни не слыхифал, — сознался я, заталкивая в рот огромный кусок хлеба с вареньем. — Кто же этот Молоховец? Пророк или философ?
— Елена Молоховец была замечательная русская женщина, жившая где-то в XIX веке. Она принесла человечеству больше пользы, чем сотни философов и пророков, вместе взятых. Она научила людей, как надо вкусно готовить.
— Что, что?
— Да, она написала прекрасную поваренную книгу, вот эту самую, которая выдержала десятки изданий. Если бы не она, многие уникальные рецепты русской кухни пропали бы бесследно. Вот слушай: “Уха из стерляди с шампанским…” Ты пробовал хоть раз такую? “Цыплята, фаршированные малороссийским салом…” “Яйца выпускные под соусом…” Или вот: “Гренки с мармеладом из чернослива”. Это специально для тебя — ты же у меня сластена. На днях тебе сделаю.
— Угу, — сказал я. — Только я, бабуся, уезжаю.
— Опять на сборы? Или, может быть, в Гималаи?
— При чем тут Гималаи? — буркнул я. Пожалуй, это было единственное место во всей Вселенной, куда бы я предпочел сейчас поехать. — Я отправляюсь на Изумрудную.
— Это что — какой-нибудь спортлагерь?
— Нет, это планета.
— Значит, в космонавты записался… — Она о чем-то задумалась и вдруг сделала совершенно неожиданный вывод: — Женить тебя надо, голубчика.
— Бабушка, при чем здесь женитьба? У меня и девушки-то нет.