Мир приключений 1986 г.
Шрифт:
Дед невольно засмеялся. Остальные тоже.
— Не будут они больше, чего вы… Спать давайте, носит вас! — Дед толкнул Вальку и Шурика за перегородку, чтоб спасти от кары.
— Ладно, — отец встал. — Ремня вы, так и быть, не получите. И без ремня понять можете.
— Хоть сами съели или так — собакам? — поинтересовался дед. Валька поспешно закивал, а Шурик провел ладонью по горлу.
— А вот с соседями как? — отец с беспокойством взглянул на мать.
— Куплю я им все.
— Я не про то.
— Кричите, и посильней. Будто порют! — посоветовал дед.
Валька с Шуриком завопили. Особенно младший старался.
— Мамочка! Мамочка! По головке не бей! — вдруг заорал он, не придумав ничего лучшего.
— С ума сошел! — перепугалась мать.
В дверь тут же забарабанили соседи, до этого с удовлетворением внимавшие крикам братьев.
— Не трогайте ребенка! Как не стыдно!
Вскочил рассвирепевший отец и тут же задал обоим сыновьям ремня. А так как братья теперь мужественно молчали, соседи постояли немного под дверью и разошлись.
— Надо же было вчера Боклевскому родиться! — сокрушался утром Шурик.
…С тех пор их пути с Чумаковым развела жизнь.
И даже не с тех пор, а как–то незаметно, постепенно, как уводит друг от друга людей, оставшихся на разных его половинах, большой разводной мост через Оку.
Матери у Славки не было, а когда его отец ушел на фронт, Славка бросил школу, вставил себе «фиксу» — медный блестящий зуб, завел хромовые сапоги — «пархари» и выбрал в лучшие дружки известного на всю улицу хулигана Шляпина.
Глава 10
Районная газета «Светлый путь» размещалась в старинном доме.
Через узкие окна, проделанные в приземистом каменном цоколе, виднелась типография: станки со снующими ременными шкивами, наборные рамки, ящики со шрифтом на дощатых столах и кипы серой, разлохмаченной по краям бумаги. В бревенчатом бельэтаже, обшитом зелеными досками, находилась сама редакция — три отдела в двух комнатах: в той, что побольше, — промышленно–сельскохозяйственный, агитации и пропаганды, в другой — писем и учащейся молодежи.
Юрий поднялся по дубовой лестнице и толкнул дверь в отдел писем и учащихся, там обычно бывал редактор.
На этот раз его не оказалось. За столом сидела Зина в пуховом платке, по–бабьи перехлестнутом назад.
— Приветик, — удивленно сказал ей «поэт» и развалился в единственном уцелевшем кресле. В углу валялись обломки остальных, ими топили по вечерам буржуйку.
Зина кивнула и принялась важно разбирать жиденькую пачку писем.
— Чего копаешься?
— Я не копаюсь, я работаю!
— И давно? — опешил он.
— Я уже второй день в штате!
— И сколько тебе положили?
— Чего положили?
— Ну, зарплаты.
— Я не за деньги, я за так, — смутилась она и озабоченно заметила: — Трудно знаешь как! Все на нас лежит.
— А редактор где?
— На почте. Может, хоть сегодня газеты придут. Материалов нету, хоть плачь.
— Не плачь. — «Поэт» солидно отвернул иолу пальто и положил на стол пухлую общую тетрадь. — Вот вам.
— Стихи? — оживилась она.
— Увидишь, — многозначительно сказал Тихонов, но, когда Зина взяла тетрадь, не выдержал и похвастался: — Моя поэма «Убьем врага в его берлоге». Можете дать отрывок.
Она, даже не читая, умчалась в наборную. А Юрка долго сидел, листая телефонный справочник Москвы, неизвестно как оказавшийся в редакции.
Когда он собрался уже уходить, вернулась запыхавшаяся Зина.
— Ты только не обижайся, — виновато сказала она, отводя взгляд. — Наши говорят… не пойдет поэма. Мура, говорят. Извини…
— Пусть, — сдержанно ответил он и поднялся. — Я в «Красную звезду» пошлю. Ну, пока.
— Я тоже домой, — Зина смутилась. — Обед уже…
На улицах собирали листья, набивали в мешки. Хоть и дыму от них много, а все же горят.
Про свою тетрадку с поэмой Юрка забыл от огорчения, и Зина бережно несла ее в руке.
— Зима скоро, — сказала она. — Вот тогда бы на лыжах!
— Мои на растопку пошли.
— В клубе сегодня «Чапаев».
— Сходим?
— У меня дежурство, — сразу потускнела она.
— «Дежурство»… — передразнил ее он. — А чего ж зовешь?
— А я не зову! Я просто так…
У табачного ларька стоял Чумиций со своими дружками. Они дымили цигарками и беззлобно переругивались с продавщицей, которая отказывалась отпустить им махорку без карточек.
— Поэту — с приветом! — Славка сделал дурашливый поклон.
Юрка оттолкнул его и пошел дальше.
Чумаков затянулся так, что глубоко провалились щеки.
— На, подержи. — Он сунул одному из своих окурок и зашагал за «поэтом».
Тот остановился.
— Пошли, пошли, — Зина тянула его за рукав.
— «Вы, жадною толпой стоящие у трона», — начал издалека Славка и, приблизившись, хмуро бросил Тихонову: — Разговор есть.
— А ну катись! — заверещала Зинка.
— Не смеши… — буркнул Чумаков, нагнулся, делая вид, что хочет зашнуровать ботинок, и вдруг, резко выпрямившись, заехал «поэту» кулаком в подбородок. — Это тебе за все для начала.
За спиной у Юрки стояла низенькая загородка, и он кубарем полетел в кусты. Зина кинулась к Чумицию и стала хлестать ого тетрадкой по лицу.