Мир Сценариста. Трилогия
Шрифт:
— Разумеется, — Головастик выпрямился. — На материке начнется противостояние значительного масштаба. Роттенштайн, как уже сообщал я, укрепился, но кроме него есть несколько других развитых групп. Несомненно, после того объявления о выходе из данного проекта — все они станут действовать по принципу «оттащи другого от кормушки». О Бергхейме там никто и не слышал, поэтому нас не ждут. У нас есть шанс развиться, пока остальные попытаются превзойти Роттенштайн. Совокупные усилия принесут плоды. Фракции вроде Хиттолампи, Вольне Ксентство могут объединиться,
Последнее он произнес довольно подавленным тоном.
— Не расстраивайся. Семью не выбирают. Прости нас что мы такие, — не выдержал я.
Вновь немой диалог двух масок. Пауза затянулась.
— Поэтому, когда на театре военных действий объявимся мы — нас не заметят. Если мы грамотно соберем Бастионы побережья и распределим силы, то, накопив войска и репутацию, сможем вступить в игру по-настоящему. Кто управляет входом в Цитадель, тот имеет шанс на победу.
Я промолчал. Ситуация, когда сколько-то групп пытаются добиться своей цели, при этом мешая другим группам — казалась безвыходной. Мы состаримся в своих капсулах, оттаскивая от выхода противников. Бред.
Но Головастик в него верил.
— Не понимаю в чем твой план? — не выдержал я. — Как это вообще может сработать? Сколько там групп как наша?
— Кроме нас — как минимум пять.
— И все мы будем рвать друг другу глотки на потеху этому хмырю?
— Если это поможет выйти на свободу — да, — спокойно ответил Головастик. — И ты тоже будешь.
Это мне не понравилось, но я промолчал. Лег обратно на землю, укрылся стеганым одеялом (нашлось в седельной сумке). Над головой мерцали звезды. В груди ворочался комок тревоги. Будущее пугало. О нем я думать не хотел. Еще и горло болело…
Чтобы отвлечься, я вновь залез в Бастион. Отправил здание на постройку, забил очередь на строительство зверья в местных казармах, прочитал отчет об очередной победе Райволга. Выбрал следующую шахту для завоевания — лесопильню. До следующего расширения нужно было отстроить стены. Для этого нужна древесина. Она и так шла неплохо, но, как водится, хотелось больше. Армия росла, но получалось что с ней носился лишь бедный бард из Рассветного, вынося охрану почти без потерь и получая опыт. Двое героев охватили бы большую территорию. Трое — еще большую.
Эх, где мои славные ребята из Своры Бергхейма? Остался ли кто в живых после похода через перевалы?
Я влез в чат общения с божественной сущностью. Минуту сомневался, лежа с вытянутым пальцем, и то начиная набивать сообщение, то удаляя его. Наконец, отстучав послание, нажал ввод и закрыл глаза. Посмотрим, что попросят. Социальная составляющая в этих краях отвратительная. Столько времени здесь провел, а единственный соратник — и тот раб из-за моря.
После же я долго лежал, слушая треск костра и карауля блуждающую неподалеку тревогу. В груди болезненно екало. Справа, а не слева. И как-то непривычно. Будто это уже не нервные шутки, а совсем серьезно.
Насколько я тут застрял? Планы Головастика шли далеко. Их за неделю не осуществить. Месяц? Два? Три? Полгода? На лбу выступил холодный пот. У костра пошевелился Юра. Послышался шум падающей в костер ветки. За закрытыми веками стало чуть светлее, от вспыхнувшего огня.
Мир за пределами игры уже не казался мне пустым и бесполезным местом, как раньше. Тотальное одиночество уже не перечеркивало достаток, комфорт и, самое главное, свободу! Там еще можно что-то изменить. Что-то на самом деле поменять! Здесь же…
Здесь я даже таланты выстроить не могу, для лучше билда.
Дышать стало труднее, пришлось повернуться на бок, вытянуть руки. Полегчало. Полгода чтобы выйти в мир… инвалидом? Черт побери! Смертность я осознал в детстве. Никто не умер. Мне не пришлось резать кролика, купленного родителями. Хомяков тоже не было. Просто в один прекрасный момент я осознал — что когда-нибудь умру. И все умрут. Выключится свет и меня, моих мыслей, моих чувств — никогда больше не будет. Не останется и следа от того, что так тревожило, заботило. Что рождалось в груди. Пус-то-та. Этот страх поселился во мне, шестилетнем мальчугане, и терзал с приходом темноты. О, как мечталось победить его. Заменить.
Я сделал это успешно уже в более зрелом возрасте, когда стал бояться бесконечности. Что ежели все не так рационально, как считают, и за пределами жизни есть что-то большее, не имеющее ни конца, ни края, и чему мне придется быть свидетелем. Всегда.
С тех пор два ужаса бились в черепной коробке, и визжащую свару приходилось запихивать куда подальше, на окраину сознания, за ширму из повседневных переживаний. И теперь размышления о том, сколько времени мы должны будем провести здесь, чтобы просто вернуться к обычной жизни — истончили и без того хлипкую перегородку между мною и дерущимися страхами.
Короче, до утра мне уснуть не удалось. Сознание чуть затуманилось как раз на рассвете, но тут вмешался Юра, объявивший побудку. А затем пришел ответ от сущности. Цена Своры оказалась неожиданной. В ушах заскрежетали ощерившиеся разбитым стеклом дворники. Задачку чертов кукловод подкинул неожиданную.
Мерзота какая… Но, черт побери, какая-то часть меня, похороненная в искореженном кузове машины несколько лет назад, отчаянно хотела сделать то, на что науськивал админ. Ведь, в конце концов он не требовал поднимать младенцев на копья. Все очень невинно. Прозаично.
За малой малостью — когда ты переступил через себя ради мелочи, то в следующий раз закроешь глаза на большее. Окно Овертона в бытовом формате.
— Егор, вы необыкновенно тихи сегодня, — сказал Стас во время сборов. — Что-то произошло?
Я вяло улыбнулся сквозь маску. Покачал головой. Накрапывал дождь. Чертова детализация.
— Шут устал? — поддержал интерес Стаса Головастик. Он уже был готов и с уверенным видом оглядывал малоуровневую паству.
— Шут просто замыслил недоброе, — буркнул я в ответ.