Мир Сценариста. Трилогия
Шрифт:
Кураж!
Мясорубка началась. Крутясь в озверевшем танце, я не разбирал где свои, где чужие. Понял, что случайно грохнул того дурака из местных, что выполз на боевой хохот. Потерял всю репутацию сразу. Плюнул, и сосредоточился на гиганте Торгвуде, слоном вошедшим в ряды союзников и отталкивающим тех, кто мешал ему. Мари и Робин выпиливали остальных викингов, давая больше места для манёвра.
Уворачиваться от секиры Торгвуда было относительно просто. Главное, следить за ударом. Если он пошёл на замах, значит надо увернуться,
Ярл рубил с хаканьем, грубо, наотмашь. Взрыкивал, когда получал в спину стрелы Робина, но не оборачивался. Мари бросилась на спину великану, но тот отбросил её в сторону, как комара смахнул.
Разрыватель матерился как сапожник. Вспоминал ближайших родственников ярла, предполагал его сексуальные пристрастия, мечтал о костном мозге и обещал заглянуть туда, куда никогда не светит солнце.
Ярл вдруг застыл, грохнул древком о землю. Волна разошлась во все стороны, сбивая нас с ног. Я грохнулся на спину, попытался откатиться, но тут в меня прилетела брошенная секира. Удар снял почти всё здоровье. От боли выступили слезы. Широкое лезвие пробило тело насквозь и застряло в земле.
— О–о–о-один! — хрипло проревел невидимый мне Торгвуд. Я вцепился в мокрую сталь, выдирая её из себя. Вот тебе и способности контроля. Чёрт.
Ярл схватился за древко. Упёрся ногой мне в пах, рванул оружие вверх и рухнул сверху. Если бы кинематографично — то должен был бы упасть так, чтобы наши взгляды встретились. Но викинг был так здоров, что на лицо мое грохнулось его пузо, затянутое в вонючий кожаный доспех.
В инвентарь свалилась новая шмотка:
Сборщик податей (редкий).
Урон: 1400–2500
Многие воины предпочитают свободу действий, чтобы бить чаще и быстрее. Но избранные выбирают оружие, исходя из соображений — один удар — один труп.
Сила +60
Выносливость +40
Атаки могут повесить на цель дебаф пробития брони
Ограничение по классу: воин
Требуется сила: 100
Ограничение по уровню: 60
Пригодится.
Мари и Робин стащили с меня покойника. Я встал на четвереньки. Затем, пошатываясь, на ноги. Осторожно коснулся места, куда прилетела секира. Зашипел от боли. Странно, конечно. После таких приветов не встают.
Двинулся к братцу Таку. Мари стояла рядом с убитым монахом на коленях. Робин хмуро замер у Большого Джона. На Тристана, походу, им всем было насрать.
Доковыляв до трупа хилера, я тяжело плюхнулся рядом. Перевёл дух.
— Отвернись, — прохрипел. — Тебе это не понравится.
— Что? — не поняла Мари.
— О, Еммануил, взываю к тебе, — ухмыльнулся я, одновременно нашаривая в характеристиках панель с соратниками. — Обрати взор свой на нас, простых смертных. Молю тебя, верни к жизни этого грешника.
Лицо разбойницы потемнело, но острый язычок сдержался. Лишь взгляд ожёг.
— Да святится имя твоё! Аминь!
Я нажал на «оживить» и перекинул золота игре, за возрождение.
Глаза Мари расширились от изумления. Она смотрела на что–то за моей спиной. Вернее — на кого–то.
Брат Так стоял посреди усыпанной трупами улицы и смотрел на свои руки. Затем осторожно коснулся головы. Удивлённо улыбнулся.
— Как это возможно? — прошептала Мари.
— Сделай с ним тоже самое, — крикнул Робин. Ткнул пальцем в мёртвого Джона. — Пожалуйста.
— Мне нужно лечение, — проскрипел я. — А потом, с Божьей помощью, вернём и его.
— Это невозможно! — крикнула Мари. — Невозможно!
Синяя магия с рук монаха полилась в моё тело, наполняя силой.
Я ехидно улыбался.
Глава двенадцатая «Потрачено»
Споры о вере прекратились разом. Мари погрузилась в пучину экзистенциального ужаса и молчала. Смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Должно быть припоминала бесконечный лист прегрешений. Считала века ада, на которые обрекла себя. Надо будет её запустить в какой–нибудь местный храм. Может, полегчает, бедолаге.
«Сборщик податей» отправился в могучие лапы Джона. Хранить его для Олега? Нафиг? Танку такая штука ни к чему, а вот пока я кручусь под атакой — подобная плюшка от бородатого разбойника сильно облегчит жизнь.
Большой Джон отнекивался. Мол, ему проще по старинке, любимым клевцом, а то и дубиной, и как ему злить врага, когда после первого же замаха его можно спокойно ковырять, пока он, кряхтя, поднимает гигантскую дурынду для следующего удара. Я терпеливо убеждал здоровяка, что так будет лучше, что я справлюсь. Что я все беру на себя. Ему главное просто попасть. Он говорил, что у него не получится. Что у него не очень хорошо с тем, что рубит. Поэтому лупит тем, что мозжит.
— Того хочет Еммануил, — в итоге соврал я. — Вникаешь?
Джон моментально согласился.
Следующим на психологическую обработку был Тристан. За него я принялся, когда мы вернулись к месту респа и собрали заныканный под еловыми ветками хабар. Рыцарь всю дорогу плелся в хвосте отряда, с потерянным видом, даже позади брата Така, и был мрачнее готического романа.
— Я не хотел говорить, — пристроился я рядом. Рыцарь поднял голову, глянул пустым взором.
— О том, что ты не воскрешённый, — уточнил я.
— Я отрёкся от отца. Одно сомнение, и я отрёкся от отца, — сказал он. — Вера моя ничтожна. Я сразу поверил, что моя жизнь обман. Что я… Не такой как все. Как легко я поверил в это!