Мир спасёт любовь
Шрифт:
Над лесом высоко взошло солнце, роса на траве испарилась, ветерок весело колыхал листочки на осине, сквозь густую крону которой на траву пробивались солнечные зайчики, появляясь то тут, то там. Картина спокойствия и умиротворения царила в лесу, стройный хор цикад будто висел под кронами вековых деревьев, цокот насекомых немного разбавляли звонким щебетанием маленькие пташки, прыгающие по веткам могучего дерева.
Команда обезумевших матросов, собрав все золотые жёлуди под огромным дубом, молча лежала на своих наспех сделанных мешках, изнемогая от проявленного усердия, а демон уже начал перекачку злой энергии, накопившейся здесь на поляне в избытке. С каждого «старателя» он скачал и зарядил по два круглых аккумулятора, но точно знал, что через некоторое
Никто из команды сборщиков желудей не знал – как и что ему делать дальше? Донести за один раз до корабля всё собранное золото было невозможно, один только мешок, сделанный из штанов и набитый золотом, было не поднять, а ещё у каждого было по два пуда желудей в тельняшке, у всех были шляпы, которые тоже, конечно, были наполнены. Все лежали, с опаской поглядывая друг на друга, и боясь хоть на секунду отойти от своих сокровищ. Вот так они тупо лежали до самого вечера: почти голые, голодные и злые, грязные, окровавленные и в соплях после драки.
Наконец, боцман, сохранивший очень малые остатки своего рассудка, предложил:
– Давай по очереди перетаскивать свои мешки на расстояние видимости, кинем жребий по номерам и будем таскать.
– А кто свою шляпу даст для бумажек с номерами, я не дам – раздался чей-то голос.
– И я не дам.
– И я. Так прокричали уверенно все.
Немного ещё подумав остатками своих зомбированных мозгов, боцман с трудом выдавил из себя:
– Вот моя шляпа, бросай сюда, будем тянуть, но за то, что я дал шляпу, я первый.
Немного поворчав, все согласились, написали номера на бумажки и стали тянуть их из шляпы боцмана. Тот хитрый, чтобы быть первым, вместо того чтобы тянуть жребий, согласился временно для общего дела освободить свою шляпу от золота. Выхода не было, никто больше не хотел высыпать из своего головного убора, хоть один золотой жёлудь, а в данной ситуации они не могли обойтись без столь необходимого предмета для жребия. Жребий был брошен, каждый получил свой номер.
Боцман первый волоком перетащил свои туго набитые золотом штаны до края поляны, сразу кинулся бегом за шляпой и тельняшкой. Так по номерам начали движение, все громко кричали и подгоняли очередного обладателя сокровищ, который с трудом волок свою непосильную ношу до края поляны. Пока последний по жребию дотащил свой груз от поляны до начала просеки, сделанной разведчиками, почти стемнело, поэтому общим голосованием после долгих споров решили спать здесь же в просеке до утра.
Как показалось боцману – ночь прошла тихо, только кряхтенье и тихие шорохи были слышны в лесу, но хитрый боцман, как он считал, пока все спали, перетащил тайком своё всё золото на корабль в свою каюту. Высыпал его в большой сундук, освободив тот от нажитого ранее имущества, запер на надёжный замок и до рассвета прибыл снова на место, где расположилась на ночь его команда. Когда рассвело, глаза боцмана от изумления чуть не вывалились из роговиц, никого из команды матросов на месте не было, по дороге, ведущей на корабль, он тоже никого не встретил. Решив, что всех поглотила какая-то нечистая сила, он бегом побежал на корвет. Боцман присел на палубу под реей, дрожа от страха, достал свою деревянную трубку, забил её табаком до верха. Не считая щебетания птиц, вокруг стояла гробовая тишина. Раскурив трубку, он бормотал себе под нос:
– Тысяча чертей, но куда все подевались? Видно демон их всех сожрал, как я вовремя смылся оттуда, а не остался на ночь. Одна беда – как мне теперь одному справиться с этим громадным корветом?
Казалось, что и на корабле тоже никого не было, тишина полная, ни шороха, корабль был похож на «Летучего голландца», только совсем рядом громко вдруг закуковала кукушка:
– Угу, угу.
По привычке боцман хотел посчитать и узнать – сколько лет ему осталось жить? Но только он успел загадать, как та смолкла. – Тысяча чертей! Будь ты проклята, – выругался он в сердцах. Апщ-хи, апщ-хи, – вдруг услышал он, как кто-то дважды чихнул у левого борта корабля. Достав свой кинжал, он как кошка пробрался к тому месту и заглянул в спасательную шлюпку.
Там, распластавшись на мешках из тельняшки и штанов, удерживая дрожащими руками фуражку, полную золотых желудей, почти голый, в одних исподних белых рваных на заднице штанах лежал пузом вниз на своём богатстве тощий матрос. При виде этого жалкого зрелища, боцман расхохотался, глянув на себя, засмеялся ещё громче, он сам был в таком же виде.
– А ну, вставай, чёрт тебя побери, – дал команду боцман, но матрос даже не шелохнулся, только крепче тощими руками сжал свой драгоценный груз. Боцман глянул в соседнюю шлюпку и увидел похожую картину, только матрос был более упитанным и маленького роста, потому его толстая задница более выразительно выглядывала сквозь огромную дыру исподних штанов непонятного цвета и рисунка, не то клетки, не то горошка. На грозную команду: «Встать!», поданную боцманом, и этот экземпляр – обладатель сокровищ и будущий магнат, ну в очень рваных штанах, или вернее в той малой части, что от них осталось: резинки, обшитой тесёмкой и лохмотьев, свисающих от неё к коленям, реагировал также, как и первый «капиталист».
Под брезентом, укрывавшим снасти, он нашёл третьего «буржуя», но, как и первых два, этот считал, что теперь достаточно богат, поэтому имеет полное право не работать, а лежать в исподнем, коль его душа пожелает, где угодно и сколь угодно.
– Извиняйте, господин боцман, извольте доставить на вашем судне богатого пассажира до места назначения с почестями и уважением, согласно его социального статуса и положения, – молча про себя, глядя открытыми и честными глазами на боцмана в одном исподнем, говорил всем своим видом и взглядом новоявленный нувориш.
Боцман понял, что вся команда здесь давно уже на корабле, но не видит в нём своего начальника, их не впечатляет человек, пусть и с огромными кулаками. Он для них видимо, так сказать – не по форме для чина одетый, вернее почти голый не представлял авторитет. Осознав это, он быстро спустился к себе в каюту и переоделся в чистую морскую форму со знаками боцманского отличия, а для убедительности своего чина и аргументации поданных команд этим «нуворишам», он взял увесистую плетёную из бычьей кожи плётку со свинцовым наконечником. Одно никак не мог понять боцман своей большой «умной» головой, которой мог отдать команду громче ветра в шторм: «Как и когда команда матросов смогла попасть на судно, а он и не заметил?».
На самом деле всё обстояло до смешного просто. Когда «хитрый боцман», лежащий в просеке впереди всех, пополз со своим мешком к судну, то матросы, лежащие вереницей в просеке за ним с интервалом в десять шагов, синхронно двинулись следом, предусмотрительно до этого спрятав рядом в лесу вторую часть своей добычи. Следовавшие за боцманом, матросы внимательно в ночной тишине прислушивались к каждому движению ведущего, как тот останавливался, все как по команде одновременно замирали. Боцман в абсолютной темноте, и сам, шумя своей поклажей, не видел и не слышал, как следом за ним ползут и тащат свою добычу вереницей сорок девять грешных душ. Пока боцман копался в каюте, пряча своё золото, эти души, как мыши расползлись по судну и каждый спрятал, как ему казалось, свою долю капитала в надёжное место. Когда боцман шёл обратно, матросы за второй частью своего богатства бежали бегом по берегу лагуны к морю, а потом по дороге от моря к просеке. Таким образом, пробежав по полукругу, они опять оказались у него сзади за спиной, а он ничего не заметил. Во второй ходке всё повторилось с точностью до каждого шага и шороха. Боцман тащил свою драгоценную поклажу к судну, а они следом вереницей свою.