МИР ТЕСЕН
Шрифт:
— Не очень радужная перспектива, — заметил Филипп.
— Зато турки — народ гостеприимный. Короче, если вас ненароком не пристрелят и вы готовы пить чай без сахара, то поездкой останетесь довольны, — сказал Соме, снова радостно хихикнул и положил трубку.
Филипп Лоу поборол соблазн вернуться к окну и продолжить тайное наблюдение за любовными играми студентов. Вместо этого он стал просматривать книжные полки, надеясь почерпнуть там вдохновение для лекции о литературе и ее связях с историей, социологией, психологией и философией. И, как всегда, уткнулся взглядом в батарею собственных книг «Хэзлитт и просто читатель» в ярко-голубых обложках — махнув рукой на книжную торговлю, он оптом закупил
— К сожалению, мистера Скиннера сейчас нет, — сказал женский голос. — У него совещание.
— Вы, наверное, хотите сказать: обед, — язвительно заметил Филипп, взглянув на часы, — было без пятнадцати три.
— Верно.
— Могу я поговорить с его секретаршей? — Она тоже обедает. А что вы хотели? Филипп вздохнул.
— Передайте мистеру Скиннеру, что он так и не отослал профессору Цаппу экземпляр моей книги, о чем я его настоятельно просил.
— Хорошо, профессор Цапп.
— Меня зовут Лоу, Филипп Лоу.
— Хорошо, мистер Лоу, как только мистер Скиннер вернется, я сообщу ему об этом.
Однако когда Филипп Лоу звонил Феликсу Скиннеру, тот уже вернулся с обеденного перерыва. Если точнее, он зашел на книжный склад издательства «Леки, Уиндраш и Бернштейн», а если еще точнее — вошел в свою секретаршу Глорию. Сбросив юбку и трусики, она перегнулась через стопку картонных коробок, а он, спустив полосатые брюки и по-обезьяньи скрючившись, энергично отделывал ее сзади. Начиная с утра их отношения развивались довольно стремительно, особенно после нескольких порций джина с тоником, а потом большого графина итальянского вина за обедом. В такси по дороге из ресторана Феликс распустил руки и не встретил сопротивления со стороны Глории — напротив, она была женщина пылкая, а ее муж, инженер лондонской электросети, работал в ночную смену. Поэтому в издательском лифте Феликс нажал кнопку «вниз», а не «вверх». Книжный склад, как догадалась Глория, и раньше использовался им для подобных целей, однако она оставила свое наблюдение без комментариев. Место для романтических свиданий было не самое подходящее — бетонный пол был грязный и холодный, — поэтому выбранная поза устроила обоих: Глории не были видны страшные клыки Феликса и не было слышно, как от него разит чесноком, в то время как он мог любоваться ее пухлыми белыми ягодицами, торчащими из-под пояса с резинками для чулок,
— Чулки! — простонал он. — Откуда ты знала, что я тащусь от чулок с подвязками?
— Я этого не зна-а-а-а-ла! — задыхаясь, ответила Глория. — О! А! О! — Она почувствовала, что стопка коробок под ней зашаталась и стала разваливаться, по мере того как Феликс ускорял движения. — Осторожнее! — крикнула она.
— Что? — спросил Феликс, закрыв глаза и готовясь к последнему рывку.
— Я падаю!
— А я кончаю!
— Ох!
— Ах!
Они синхронно кончили и повалились на пол, на груду смятого картона и рассыпавшихся книг. В воздух взметнулось облако пыли. Феликс перевернулся на спину и испустил удовлетворенный вздох.
— Это было дьявольски здорово, Глория. Как говорят, земля качнулась у них под ногами.
Глория чихнула.
— Не земля, а картонные коробки. — Она потерла колено, — У меня на чулке спустилась петля! — пожаловалась она. — Как теперь людям показаться?
Ожидая ответа, она взглянула на Феликса, но он отвлекся на им павшие из коробок книги. Стоя на четвереньках в спущенных штанах, он изумленно вглядывался в обложки — они были одинаковые, ярко-голубого цвета. Феликс раскрыл одну из книг и вытащил оттуда маленький листок бумаги.
— Боже мой, — сказал он. — Теперь понятно,
За день до отъезда в Ванкувер Редьярд Паркинсон получил от Феликса Скиннера письмо и экземпляр книги «Хэзлитт и Просто читатель». «Уважаемый Редьярд, — говорилось в письме, — мы опубликовали эту книгу в прошлом году, но пресса оставила ее без внимания — на мой взгляд, незаслуженно. Поэтому на этой неделе мы заново решили разослать экземпляры для рецензий. Я был бы признателен Вам, если бы Вы нашли возможность поместить где-либо свой отзыв на эту книгу. Я знаю, что Вы очень заняты, но у меня есть предчувствие, что она может показаться Вам любопытной. Всегда к Вашим услугам. Феликс».
Прочитав письмо, Редьярд Паркинсон скривил рот и без особого интереса взглянул на книгу. Он никогда не слышал о Филиппе Лоу, и первая книга профессора провинциального Университета многого не обещала. Листая ее, он наткнулся на цитату из очерка Хэзлитта под названием «О критике»: «Сегодняшний критик считает своим долгом извлечь из всякой неосмысленной фразы тысячи значений… Его настоящая цель — отнюдь не воздать должное автору, которого он третирует без всяких церемоний, но расхвалить самого себя и продемонстрировать, насколько хорошо он овладел всем арсеналом литературной критики». Хм-м-м, подумал Паркинсон, ведь отсюда можно кое-что позаимствовать для атаки на Мориса Цаппа. И он опустил книгу в портфель, где уже лежал его паспорт, а также авиабилет в красно-бело-синей обложке. Перелет из Англии в Ванкувер был утомителен. Приглающая сторона оплачивала билет первого класса, но Редьярд Паринсон, поскаредничав, поменял класс на экономический.
И понял, что совершил ошибку. Все началось в Хитроу с препирательств с дерзкой девицей при регистрации, которая не позволила ему взять в кабину чемодан. Затем, взойдя на борт самолета, Редьярд Паркинсон обнаружил, что соседнее кресло занимает мать с младенцем, который всю дорогу верещал, вертелся у нее на коленях и к тому же заплевал его детским питанием. Он уже горько корил себя за тщеславие, которое потащило его за пятнадцать тысяч километров ради совершенно бесполезной степени и сомнительного удовольствия, обрядившись в странные одежды, выслушать посвященный ему полный ошибок панегирик, а затем обменяться пустыми фразами с канадской шушерой на отвратительном банкете, на котором все подряд будут хлестать ржаное виски.
Между тем за обедом после торжественной церемонии подали отличное белое французское вино к рыбе и красное к бифштексу из вырезки. Разговор, как и следовало ожидать, был банален, однако на приеме перед обедом Редьярд Паркинсон обменялся парой слов с другим получателем почетной степени, швейцарским антропологом и чиновником из ЮНЕСКО Жаком Текстелем, который поднял в его честь бокал сухого мартини.
— Мои поздравления, — приветливо сказал он. — Я знаю, что меня пригласили, потому что университет надеется выжать деньжат из ЮНЕСКО, а вас оценили за ваши труды.
Другой бы на месте Редьярда Паркинсона ответствовал: «Да что вы, я не сомневаюсь, что вы заслуживаете самой высокой награды», однако он, будучи Редьярдом Паркинсоном, лишь самодовольно ухмыльнулся и распушил бакенбарды.
— Вы не представляете, сколько почетных званий я получил, с тех пор как стал референтом генерального директора, — сказал Текстель.
— И вы находите эту работу интересной?
— Как антрополог — да. Штаб-квартира в Париже — это своего рода клан. Со своими ритуалами, табу, порядком соблюдения старшинства… Удивительно. Но от административной работы голова идет кругом. — Текстель одной рукой ловко поставил на поднос проходящего официанта пустой бокал, а другой — взял с него полный. — Вот, например, эта должность профессора-литературоведа…