Мир в хорошие руки
Шрифт:
Я швырнул в первую разверстую пасть опустевший болтер – тварюга проглотила его, будто собачье лакомство.
– Ты знаешь, почему у меня такие большие зубы? – прошипело чудовище голосом Ноала, и вся огромная, бородавчатая туша затряслась от мелкого смеха, радуясь собственной шутке.
– Чтобы сожрать этот мир! – крикнул я, надеясь, что конвент услышит меня за ворчанием голов гидры. – За этим ты пришел сюда, чужой? Чтобы наполнить собственную пустоту?
Хихиканье монстра оборвалось – все уродливые головы уставились на меня немигающими темными глазами.
– Для
– Я создал Помнящих, – прошипела другая пасть, незаметно подкравшаяся слева.
– И память выжгла их души! Посмотри им в глаза – в них такой же холод и пустота, как и в твоем взгляде, Ноал. Тебя ведь нет! Ты – вакуум, ты – абсолютная темнота. Ты пришел погреться у чужого огня, посиять отраженным светом, но вакуум невозможно согреть.
Сотни голов одновременно дернулись, как от удара, и с шипением подобрались ближе к разбухшему грибообразному телу.
– Что случилось с твоим родным миром, Ноал? – продолжил я, чувствуя спинным мозгом напряженную тишину наверху, там, где застыли пораженные люди, вампиры, хаги… – Он тоже канул в твою ненасытную утробу? В эту черную дыру, поглощающую все, стараясь насытить бесконечный голод – голод пустоты? А теперь настала очередь мира Оси упасть внутрь, растворится в твоем Ничто? Ведь ты – ничто! У тебя нет даже своего имени, так что тебе пришлось украсть чужое, нет лица, так что пришлось скопировать мое…
– Ты! Первый! Умрешь! – одновременно три оскаленных пасти атаковали с разных сторон.
От двух я успел увернуться, а третья вскользь вспорола доспех – металл вскипел, вспузырился, обнажая кожу и остатки Вовкиной одежки.
– Я! Стану! Тобой! – еще три чешуйчато-роговых башки выстрелили из туши за мной следом, да только запутались шеями.
– Попробуй! – крикнул я, сдерживая стон. Яд начал разъедать кожу, добираясь до мяса. – Ну, схавай меня! Только учти – как бы тебе не лопнуть! Знаешь, что случается с черной дырой, поглотившей критическую массу?
– Перечитай учебник по физике, двоечник, – хрюкнула бронированная голова, украшенная аж восемью бельмастыми глазами. – Черные дыры вечны! – Кривые зубы щелкнули в миллиметре от моего уха. Прощай, плечевая батарея!
– Черные дыры – это мертвые звезды, – выкрикнул я, лавируя в путанице шей. Какой-то инстинкт толкал меня ближе к жуткой полипообразной туше монстра. – Но даже мертвые звезды рождают галактики!
Еще одна пасть, клацнув клыками и обрызгав кислотой, пронеслась мимо. Вот и брюхо, набрякшее буграми вздувшейся плоти и наклевывающимися почками новых голов. Я сбросил дырявую, местами до бумажной тонкости разъеденную броню. Кровь Габриэля во мне из последних сил боролась с разрушениями, сращивая волокна, закрывая язвы блестящей красноватой кожицей. Инстинкт самосохранения, слепой и уверенный в своей правоте, гнал меня прочь, накачивая адреналином для побега.
Я закрыл глаза. Развел руки и обнял гноящуюся, истекающую сукровицей массу, прижался к ней всем телом. Я растворялся. Я слышал шипение собственной пенящейся белками плоти. Это больно, очень больно – становиться звездой. Больнее, чем рождение, страшнее, чем удары в лицо, смертельнее, чем слова…
Алое сияние омыло меня. Сначала я думал, что это сгораю я сам, разбившись о горизонт событий. Но я мог думать. Я открыл глаза и понял, что могу смотреть. Свет был повсюду. Его было много, слишком много – даже алмазный замок не мог вместить его весь. Свет летел к далеким звездам, и телескопы моего мира бесстрастно регистрировали новую вспышку. Я протянул ладонь – она тоже была из света – и стал творить.
В месте без времени это легко. Надо только придумать форму. Я сделал из Ноала то, о чем он всегда мечтал, но чего у него никогда не было. Я сделал человеческое сердце. А потом я вернулся туда, где будущее становится настоящим, и встал перед потрясенной Альфой, держа на ладони кристалл, мерно вспыхивающий красным…
32
Мы с Машурой стояли на крыше алмазной цитадели и смотрели, как участники конвента покидают Чертог. Лучи заходящего солнца окрашивали в розовый цвет плоскости летательных аппаратов и крылья выстроившихся клином исуркхов. Легкий ветерок не оставлял попыток уложить Машурину прическу по-своему, и девушка то и дело проводила рукой по лбу, отгоняя лезущую в глаза прядь.
– Ты знаешь, что уже стал легендой? – внезапно заговорила саттардка, не отрывая взгляда от процессии «сушек», направляющихся к сверкающим шпилям Илламеды. – Лиан Миротворец, заключивший пакт о ненападении между стефами и людьми. Лиан Неподкупный, сказавший: «Я не торгую кровью своих подданных». Лиан, Приносящий Надежду, в чьем гербе будет выбит девиз: «Даже мертвые звезды рождают галактики».
– Зачем ты все это говоришь? – спросил я огрубешим от смущения голосом. – Это Уилл Смит легенда, а я… Я все тот же, что и был.
– Ты изменился, Лиан. – Машура поймала мой взгляд и удержала, утопив в янтарной глубине. – Не только потому, что стал демиургом. Ты… повзрослел. И я не знаю, смогу ли быть достойной… Регент властелина Среднего мира – высокое звание, но и огромная ответственность. Что, если я не справлюсь…
– Уверен, справишься, – твердо сказал я и сжал ее холодные пальцы. – Ты ведь всегда хотела летать. Ла Керт поможет тебе знанием и советом, не зря же я назначил его твоей правой рукой. А если что-то пойдет не так… – Я чуть коснулся кристалла на цепочке, пульсировавшего красным на груди новоиспеченного регента. – В Квазаре достаточно силы, чтобы усмирить целую мятежную армию.
Машура кивнула и улыбнулась через силу:
– Ну, надеюсь, до этого дело не дойдет… Худшее, что нам грозит, – мужской бунт в Имперском совете.
Мне удалось ответить на ее улыбку бодрым оскалом:
– Ничего, если что, вали все на меня. Политики так всегда делают. Да и ненадолго же это. Ведь я скоро вернусь! Вот улажу дела дома – и сразу назад. Ты же знаешь, время в моем мире течет быстрее. Не пройдет и пары недель, как я… Ты слушаешь меня?
Девушка кивнула. Она снова смотрела вдаль, на лоскутный ландшафт, медленно покрывающийся сиреневыми тенями.