Мир в хорошие руки
Шрифт:
– Интересный взгляд на крепостное право, Левцов. К понедельнику я ожидаю от тебя сочинение по «Недорослю». Итак, – учительница обвела взглядом паству, – кто хочет ответить на вопрос?
За окном футбольное поле медленно покрывалось чайками. Дворняги исчезли.
Лабораторную предстояло делать в парах. Физичка старалась распределить нас так, чтоб каждому ученику достался новый напарник. На этот раз мне выпала честь сидеть с Кузей – Лизочкой Кузякиной, входившей в пятерку самых популярных девчонок класса. Кузин папа заведовал сетью кафе-кондитерских, опутавшей юго-западные районы города и приносившей доход,
Разложив перед собой красочные канцелярские принадлежности, Кузя наклонилась ко мне, стараясь не дотрагиваться, и прошипела:
– Ничего тут не лапай, Левцов! Я сама все сделаю и даже списать дам. Ты только руки держи от приборов подальше!
Я растянул губы в улыбке вампира:
– Спокойно, Кузя, а то с тебя замеры можно будет делать. – Раскрыл тощую тетрадь и нацарапал тему лабораторной: «Измерение температуры нити лампы накаливания».
– Ты не понимаешь, – соседка по парте поджала губы. – Тебя все равно из школы исключат, а мне в колледж поступать, мне пятерка нужна по физике!
– Вот спасибо тебе, Лизавета, за веру в мои силы! – от души поблагодарил я и демонстративно засунул руки в карманы. – Твори!
Пока Кузя собирала цепь, от старательности закусив кончик языка, я потихоньку чертил в тетради схему со всеми полагающимися реостатами, ключами и прочими причиндалами. Только вот вместо лампочки 6,3 В я изобразил Кузю, замыкающую цепь зубами, с кусочком торта в пышном каре вместо короны. Я как раз заканчивал горящую свечку на верхушке торта, когда Лизочку разобрало любопытство.
– Покажи-ка, – бесцеремонно оттолкнув мою руку, она дернула тетрадь на себя. Очевидно, мои достижения в области электромеханики превзошли все ее ожидания. Кузя задохнулась, щеки вспыхнули, губы задрожали.
– Ну, Левцов! Ты… Ты… Настоящий псих!
– Ты же сказала, чтоб я не трогал приборы. Надо же мне было руки чем-то занять, – спокойно пояснил я.
Глядя мне прямо в глаза, Кузякина с треском порвала мою тетрадь пополам.
Бродившая между рядами физичка была тут как тут:
– Как у вас продвигается? Уже сняли измерения, Лиза? Левцов, почему ты ничего не пишешь?
Я посмотрел в ее умное еврейское лицо:
– Писать мне нечего. И не на чем. А Лиза цепь собрала. Ее только замкнуть осталось.
Что я и сделал. Лампочка загорелась. Кузя торжествующе улыбнулась. Завоняло горелой резиной. Лампочка вспыхнула ярче, мигнула, налилась нестерпимо белым светом, зажужжала и… лопнула! Это было почти так же эффектно, как аквариум, только не так мокро. Визг Кузякиной еще звенел у меня в ушах, когда я шагал вон из класса. Не понимаю, почему учителя всегда думают на меня, что бы ни случилось?! Может, из-за той истории, которая заработала мне звонкую погремуху?
Психом я был не всегда. После развода родителей и переезда пришлось сменить школу. Вот тут-то я и почувствовал сполна вес своего имени, которое, в отличие от Среднего мира, не поднимало в воздух, а тянуло к земле… Там новым одноклассникам было удобнее играть мной в футбол. В 493-й не водилось Гордеев, Амин и Рашидов, как в старой школе. Лиана иметь тут тоже, определенно, не хотели. «Повелитель обезьян» оказался только первой ласточкой неизвестной ранее беды – меня начали чморить.
Бить, в общем-то, не били – я был задохликом и, пришибленный недавними семейными событиями, держался тише воды, ниже травы, молча хватая двойки. Руки марать о такого статуса не давало. Но вот, скажем, закинуть мой рюкзак в девчачий туалет или набить чем-нибудь интересным, от живой жабы в мешке с водой до женских прокладок, на это фантазии у приматов хватало. Иногда загоняли в сортир меня самого, если раньше не успевали сбить с ног и попинать, стараясь как можно больше извозить одежду в отвратительной, ржавого цвета пыли, поднимавшейся от давно не тертого мастикой пола. Я терпел, сжав зубы и глотая наворачивающиеся слезы, плелся домой, а там уже получал от Гены сполна – за грязные брюки, размокшие учебники, исчирканный учителями дневник.
Не знаю, как долго бы так продолжалось, если бы один день не изменил… ну, если не все, то многое. Я учился тогда в пятом, а Сашка только пошел в школу. Уроки у меня кончились, я забрал брата из продленки, и мы спустились в раздевалку. Долго не мог найти свою куртку, и Санек, уже запакованный в зимнее пальто и огромный мохнатый шарф, потел, поджидая меня. Народ вокруг постепенно рассасывался. И тут группка пацанов из моего класса, копошившихся между двумя вешалками, заржала тем особым смехом, который я научился определять как первый признак опасности. Вот только по обыкновению втянуть голову в плечи и улизнуть я не мог – куртка никак не находилась.
– Эй, это не твоя сифа? – Смелков, жирноватый, ростом с семиклассника детина, пнул что-то, похожее на мокрую тряпку, по направлению ко мне. Тряпка скользнула по полу под вешалкой и остановилась у ног. Синяя материя с отпечатками подошв, темными пятнами и дырами, в которые беззащитно лезло что-то грязно-белое, показалась странно знакомой. Наверное, узнавание, смешанное с неверием, отразилось на моем лице, так что приматы снова заржали. Я наклонился и осторожно поднял отяжелевшую от влаги «сифу». Еще утром это была куртка – та самая, что мама купила к началу школьного года. Кровь бросилась в голову, заполняя уши шумом, заглушавшим идиотский гогот чмырей.
– Так все-таки твоя, – протянул Смелков, ухмыляясь во всю ряшку. – А спасибо сказать? Мы тебе тут помогли, в натуре…
Нового взрыва смеха я почти не расслышал. Сашка стоял у решетки, отгораживавшей раздевалку от рекреации первого этажа, и переводил огромные удивленные глаза с меня на пятиклассников и обратно.
– Это ты сделал, Андрюха? – удивительно, но голос у меня не дрогнул. И реветь не хотелось. Хотелось совсем другого, и от этого острого и раскаленного желания сжимались кулаки и ноги пружинили в коленях, но не для того, чтобы бежать…
Шаронов, неразлучный с Андреем Смелковым, как сиамский близнец, услышал, наверное, что-то новое в моем голосе и неуверенно хихикнул:
– Да мы ее на полу нашли…
Но вот друган его подвоха не почуял.
– А что, если я?! – Он пригнулся, пролезая под вешалкой, и встал напротив меня, уверенно ухмыляясь. Остальные двое последовали за ним. – Ну, что ты мне сделаешь, чмо?
Я видел, что глаза Сашки стали еще круглее, удивление в них сменилось страхом, раскрасневшиеся от жары щеки побледнели.