Мир вечного ливня
Шрифт:
— Если есть шанс хоть что-то найти, то я за, — на самом деле мне было интересно не меньше, чем взрывотехнику.
— Не дурно было бы глянуть на легендарное сооружение, — кивнула Ирина.
— Делать вам нечего… — буркнул Макс. — Ладно, говори, куда ехать.
Андрей показал штурмовику точку на карте, тот кивнул, залез на водительское место и, запустив мотор, тронул БТР с места.
Цуцык решил, что в целях безопасности нам по очереди следует торчать головой из башенки, чтобы вовремя разглядеть начавшуюся атаку противника.
— Ближе к Мосту они плотно сканируют местность
Мне пришлось подняться в башенку и по плечи высунуться из люка. Сразу словно из ведра окатили — то ли лес поредел, то ли дождь усилился, но потоки сверху лились, как с водопада. Я поежился, но выбора не было — БТР на приличной скорости гнал через лес, взревывая мотором и выбрасывая из выхлопных труб черные клубы дыма. Дождь бил в лицо, затекал под одежду, доставал меня всеми возможными способами. Я его тихо ненавидел, и в результате у нас установились партнерские отношения — он меня достает, я его ненавижу. Стабильное состояние.
Вообще, если забить на дождь, то в этом мире можно было отыскать даже некую, пусть извращенную, красоту. Мрачную — да, но в то же время общность освещения и нарочитая ограниченность вариантов ландшафта создавали определенный стиль, как в хорошем кино, когда пленка чуть уводит все цвета в синеву, создавая общий колорит. В какой-то книжке про японскую философию я читал, что красоту надо искать во всем, так что я честно пытался. Только ливень мешал, но на него можно было усилием воли не обращать внимания.
Меня снова напугала птица, грузно пролетевшая метрах в пяти надо мной. В сфере взаимодействия все, что мелькает над головой, сначала кажется рейдером — целью низколетящей, скоростной, — а уж потом, после первого вздрагивания, мозг начинает перебирать другие варианты. Но вскоре птицы пугать перестали — их стало слишком много. Поначалу они хаотично перелетали из гущи одной кроны в гущу другой, показываясь лишь на краткий миг, не позволяя разглядеть каких-нибудь подробностей, но чем дальше в глубь леса мы продвигались, тем больше их становилось. Вспугнутые ревом мотора, они неслись плотной стаей следом за БТРом, похожие на черный трепещущий шлейф. Конечно, пернатыми они не были. Крылья у них были перепончатыми, что ничуть меня не удивило, но и на птеродактилей из фильмов Спилберга они тоже походили мало, скорее напоминали небольших, с кошку размером, крылатых обезьян. Воняли они, кстати, очень по-обезьяньи, и дерьмо из них сыпалось вовсе не птичье. Всю броню, твари, засрали, хорошо хоть ливень потоками смывал все лучше любого сливного бачка.
Макс правил БТРом довольно ловко, резко не тормозил, резко не разгонялся и, несмотря на отвратительную видимость, вовремя объезжал деревья. Завороженный мельканием деревьев по сторонам, я на некоторое время погрузился в заторможенное состояние — звуки реального мира стали громче, а сфера взаимодействия несколько поблекла в моем сознании. Я услышал, как у соседки, старой, полуглухой старушки, залаяла болонка, как кто-то во дворе под окном хлопнул дверцей машины. Я понял, что просыпаюсь, наверное, так это должно выглядеть для человека, нюхнувшего грибной дури. Из последних сил я протиснулся через люк в башенку.
Проклятая болонка заливалась не на шутку. Никогда раньше такого не было. Я приподнял голову с подушки и понял, что лает она потому, что рядом с дверью кто-то стоит. Наскоро натянув спортивные штаны, я прошлепал босыми ногами по коридору и глянул в глазок — там, возле старушкиной двери, топталась почтальонша тетя Зина.
— Черт… — тихо ругнулся я.
Далеко, в глубине сознания, почти незаметно, ревел мотор БТРа и кто-то укладывал меня на сиденье. Я повернул ключ и приоткрыл дверь.
— Не слышит, — вздохнула тетя Зина, увидев меня. — Доброе утро, Саша.
— Доброе утро. Давайте я ей передам, когда она выйдет гулять с собачкой.
— Ой, спасибо, Саш! На. Только вот тут черкни. Письмо заказное, из пенсионного фонда.
— Да, хорошо.
— А что ты заспанный такой? Опять ночью работал?
— Да. Съемки были.
— Понятно. Ты только, Саш, не спивайся, ладно? Плохо ты выглядишь.
«Какое ей дело?» — раздраженно подумал я.
— Да нет, я и не пью совсем, — ответил вслух. — Просто вымотался.
— Ну ладно…
— До свидания, — я с удовольствием запер дверь и, бросив письмо на стол, поспешил грохнуться на диван.
Стоило закрыть глаза, как образы сферы взаимодействия проступили в сознании сначала серыми нечеткими силуэтами, затем сделались ярче, и я понял, что проваливаюсь в пучину сна.
— Что случилось? — спросил Цуцык.
— Почтальонша разбудила, — ответил я, садясь на скамейке.
БТР почему-то сильно трясло, словно он гнал по насыпи из крупных камней. Ирина вела наблюдение вместо меня, высунувшись по плечи из люка.
— Как ощущения? — поинтересовался сапер.
— Думал, что будет хуже. Там, когда бодрствуешь, сфера взаимодействия почти не ощущается, только звуки.
— Бывает по-разному. Зависит от фазы сна, в которой тебя разбудили. Ладно, отдохни.
— Чего так трясет?
— Это первая гряда. Ну, камни полосой насыпаны, словно их ледником тащило. Не парься, скоро кончится.
— Можно мне под дождик?
— Освежиться?
— Типа того.
— Валяй.
Мы с Искоркой поменялись местами, и я удивился, насколько лес сделался реже обычного. Да и деревья ниже. Я вспомнил, что говорила Ирина о здешних расстояниях. При удалении от Базы реальность сна истончается. Вот забавно! Может, и ливень так скоро кончится?
И тут в голове мелькнула мысль — как же реальность может зависеть от расстояния до Базы, если Базы как минимум две? Кроме нашей есть ведь еще и этот Шахматный Храм! Кажется, Ирина неправильно все поняла, скорее реальность не истончается, а каждая База формирует вокруг себя собственный мир. В месте пересечения законы миров смешиваются, а ближе к самим Базам приобретают свойства…
— Приобретают свойства, присущие нанимателю! — закончил я вслух — Черт! Так ведь правда, какая может быть реальность у сна? В этом мире существуют лишь игроки и фигуры. Игроки перекраивают пространство по собственному желанию, а фигуры…