Мириада
Шрифт:
– У нас с этим плохо, – констатировал Рене.
– Есть два варианта, – заговорил Корсар. – Пожилая американка, больная онкологией, но, возможно, с нашей помощью еще протянет лет десять.
– О нет! Я больше сил потрачу на борьбу с болезнью, чем на выполнение своих духовных задач. Да и времени маловато.
– Болезнь тоже воспитывает человеческий дух, – стал возражать Рене, но Мириада перебила его:
– Это не имеет отношения к моей задаче. Болезнь мне здесь не поможет. А какой второй вариант?
– Тоже так себе, – продолжил Корсар. – Семнадцатилетняя девочка Майя, подросток из неблагополучной семьи. Сектантка. Пыталась покончить
– Но проблем там не оберешься, – сказал Рене. – Думаю, ты не справишься, только если – тут он сделал паузу – пойти на хитрость.
– Какую? – спросила Мириада.
– Давай мы пошлем тебя, не стирая память о прошедшей жизни, – предложил Рене.
– Это же нарушение конвенции. И какой в этом смысл? Я не должна помнить свои предыдущие жизни! – возразила Мириада.
– Нет, ты не поняла. Ты будешь помнить только последнюю жизнь – Верину, таким образом ты как бы продолжишь ее духовный путь развития. – пояснил Рене.
– Где живет эта девушка? – поинтересовалась Мириада.
– В Смоленске, это в семистах километрах от Петербурга. Соблазн вернуться будет невелик. Не накатаешься. – ответил Рене.
– И все же, помня свою прежнюю жизнь, она может жить только ею, – возразил Корсар. – Не обязательно встречаться со своей бывшей семьей, можно просто постоянно думать о ней, прокручивать события прошлого в голове и никак не развиваться в новом теле. Ни к чему не стремиться. Жить по инерции.
– А ведь тоже интересный опыт, согласись, Корсар? – парировал Рене.
– Задайте мне некую установку, чтобы я не рвалась к семье. Вот как при гипнозе делают: мол, пить алкоголь нельзя, а если выпьешь, то тебя будет тошнить и разболится голова. – вклинилась в их спор Мириада.
– Мы нарушаем столько правил. – заметил Корсар.
– Мы просто чуть отходим от правил в сторону, – поправил Рене. – Что в принципе, в редких случаях, допустимо.
– Хорошо. Установка будет краткой. Чем больше ты будешь думать о своей прошлой семье, тем быстрее их забудешь. Забудешь навсегда. Но немного вспоминать о них можно.
Западня
Вера очнулась в больнице. Голова просто раскалывалась, она была туго перевязана бинтами. Казалось, болело все тело, как будто ее троллейбус переехал. Наверно, так оно и было. Она не знала. Вера попробовала поднять руку– и ей это удалось. Она увидела чужую молодую кисть с черным маникюром. Часть лака облезла, некоторые ногти были поломаны, а на большом пальце проступали следы запекшейся крови. Невозможно было поверить, что это ее рука. В висках бешено застучал пульс. Вера закрыла глаза и уснула.
В таком странном болезненном состоянии теперь уже девушка, а не женщина и мать двоих детей, провела больше недели. Медсестры делали ей уколы, перебинтовывали голову и ставили капельницы. Она же ни с кем не разговаривала, ела совсем немного и большую часть времени проводила в забытьи. Постоянно хотелось спать. Вера закрывала глаза и представляла себе свой дачный участок, небольшой домик, детей и мужа, занимающихся какими-то своими делами. Она словно наблюдала за ними со стороны и ей становилось чуть легче и спокойнее. Пару раз в больницу к ней приходила какая-то женщина, но Вера не смотрела на нее. Та держала ее за руку, что-то говорила возле кровати утешающим голосом.
Однажды утром Вера проснулась с вопросом: «Интересно, ангелы навестят меня здесь, в больнице, в таком страшном положении? Они же могут сойти с неба на землю. У нас должна быть связь». Она с трудом села на кровати и огляделась. Солнечный свет заливал палату. Одно из окон было приоткрыто и свежий теплый воздух с порывами ветра проникал внутрь. В комнате никого больше не было, здесь недавно вымыли пол. Вера попробовала встать, осторожно спустив одну ногу на пол, но нога не слушалась. Полчаса Вера провела в безуспешных попытках хотя бы привстать, но увы.
За этим занятием ее и застала медсестра. «Батюшки мои, пришла в себя!» – воскликнула она. Медсестра, обхаживая ее, настоятельно советовала сейчас не вставать, потому что ноги отвыкли ходить, пока она лежала без сознания, хотя переломов не было.
Узнав о том, что дочери лучше, мать Майи сразу примчалась в больницу. Грузная полная женщина лет пятидесяти вошла в палату. Она была невысокого роста, с русыми, аккуратно убранными в хвостик волосами. Простые, какие-то даже деревенские черты лица. Вера не хотела с ней общаться. Это был совершенно чужой человек. «Никакая она мне не мать», – звучало в голове у Веры.
И вообще, думая о своем будущем, Вера планировала поступить в университет, жить в общежитии, а затем снять комнату или квартиру и больше не контактировать с семьей Майи. Жизнь в одиночестве ее не пугала. «Детей у меня больше не будет. Дети уже есть – Танечка и Леня. Новые мне не нужны. Я своих малышей уже вырастила. Посвящу свою жизнь карьере». На вопросы женщины Вера отвечала односложно, твердила, что хочет спать и ей тяжело разговаривать. Мать Майи ничуть не злилась, не раздражалась и беседовала как будто сама с собой. О том, какое хорошее начало мая, какой прекрасный сегодня день, а в больнице все такие приветливые и милые. Надо же, и дочь ее подняли на ноги! Она оставила какой-то пакет с вещами и едой, поцеловала Веру-Майю в щеку и ушла. «Эта женщина даже не подозревает, что ее дочь умерла. У нее больше нет дочери. А вместо нее есть я. – размышляла Вера. – Я ничего не знаю об этой девушке Майе, мне не дали никакой информации. Где она учится, с кем дружит, чем увлекается». Почему-то она была твердо уверена, что ангелы выйдут с ней на связь, будут курировать ее. Вера называла их ангелами, хотя понимала, что на ангелов они похожи меньше всего. В том, как они с ней общались и как выглядели, в их манере держаться не было и намека на божественность. Они не давали оценку ее прошлой жизни, хорошо ли она поступала или плохо, не поучали, как было бы правильно. Но в них она чувствовала сострадание и участие. «Надо же, как интересно устроен мир!» – думала Вера. Раньше она была атеисткой, с возрастом смягчилась в этом вопросе и стала агностиком. Мол, в Бога не верю, но и его существование не отрицаю.
Вере было непросто снова начать ходить, пришлось очень постараться. Несмотря на то, что теперь ей было семнадцать лет, личный опыт у нее был немалый, и она вовсю им пользовалась. В прошлом были и порванные связки, и поломанные руки, и тяжелые роды с большой потерей крови. Сейчас Вера регулярно делала физические упражнения, постоянно консультировалась с врачами и даже отказалась от болеутоляющих, чтобы не вызвать привыкание. Персонал больницы поражался маниакальной целеустремленности и терпению пациентки. Главный врач отделения однажды сказал: «Вот! Сразу вижу пациента, который хочет побыстрее вылечиться».