Мирная профессия
Шрифт:
Петя, явно привычно, чмокнул в щеку Лену (Анатолия неприятно царапнуло то, что она не только не проявила заметного неудовольствия, но даже сама, вроде бы охотно, подставила щеку), ничуть не удивляясь присутствию незнакомого мужчины, протянул руку, представился:
– Петя. Я живу здесь, в соседней квартире.
Синяками на лице Анатолия он не заинтересовался, похоже, даже не заметил их. Это явилось приятным разнообразием – Саранцеву здорово надоело слышать вместо приветствия: «А что это у вас с лицом?»
– Очень приятно, – он осторожно сжал тонкие пальцы и тут же отпустил. Кто их знает этих скрипачей – еще повредишь что-нибудь, потом визгу
Договорил он скорее по инерции, просто потому, что глупо обрывать фразу на полуслове, но очень сомневался, что Петя услышал и запомнил хотя бы, как его зовут. Сосед с детским восхищением уставился на стол:
– Уй, сколько здесь вкусного! – вытащил из-под стола табуретку, сел и оглянулся на Галину Андреевну с милой улыбкой. – А я так проголодался!
– Кто бы сомневался, – она уже накладывала ему картошку.
Как ни странно, но именно благодаря присутствию Пети, ужин прошел в неформальной, почти дружеской обстановке. Смущаться или пытаться строго следовать правилам приличия в обществе этого наивного дикаря, было по меньшей мере нелепо. Если Петя хотел ветчины, он жизнерадостно сообщал об этом присутствующим и подцеплял сразу столько, сколько мог удержать на вилке, нисколько не сомневаясь, что остальным это так же приятно, как и ему. Когда он в третий раз потянулся к маленькой салатнице, в которую Галина Андреевна выложила из банки маринованные грибы, Анатолий, принявший правила игры, просто отобрал ее и честно разделил оставшиеся грибы на всех. Петя похлопал озадаченно своими прозрачными ресничками и утешился большой порцией оливок. Не забыв, впрочем, упомянуть, что черным оливкам без косточек, он предпочитает зеленые, фаршированные перчиком или чесноком.
– Понятно, – хмыкнул Анатолий. – Учту на будущее.
Лена улыбнулась ему и развела руками, дескать: «теперь ты понял»?
«Понял», – кивнул он.
Разговаривал тоже, в основном, Петя. Все с тем же жизнерадостным видом, он рассказывал, как преподаватель выгнал его сегодня с занятия:
– Представляете, сам не знаю, что со мной случилось – с первых тактов, такая фальшь покатила! Второй раз начинаю – еще хуже! Смотрю, у шефа уже ус дергается. Собрался, зажмурился – с третьего раза ничего, не так гадко. Но этюд – сплошные спикатто. Я пыхчу изо всех сил, а спикатто не летит! – он зацепил ложкой солидную порцию паштета и отправил ее в рот. При этом, Петя смотрел на Анатолия с явной надеждой, что уж тот-то поймет его страдания.
– Э-э… совсем не летит? – спросил Анатолий, насколько мог, сочувственно. Знать бы еще, что такое спикатто и куда оно обязано лететь.
Петя торопливо проглотил паштет и подтвердил горячо:
– Абсолютно! Похороны сверчка, а не спикатто! Шеф не выдержал, отчесал меня по полной программе и выгнал!
– Печально, – а что еще можно сказать в такой ситуации?
– Да все нормально, – небрежно отмахнулся Петя. – Он меня по три раза за семестр выгоняет, отличный мужик. Мы с ним, можно сказать, душа в душу… – он замолчал, внимательно оглядывая разоренный стол и резко сменил тему: – Так, пожалуй, я наелся. Но это не значит, что я не буду апельсин!
Он цапнул из вазочки оранжевый шарик и с сомнением посмотрел на Лену:
– Ничего, если я домой пойду? А то, правда, заниматься надо.
– Конечно, иди, – ласково кивнула Лена. – Занятия, это святое.
– Вы не обидитесь? – спросил он Галину Андреевну.
– Когда я на тебя обижалась? Убирайся.
У Анатолия Петя ничего спрашивать не стал, только посмотрел выразительно, чуть ли не извиняясь. Похоже, впервые за все время он почувствовал себя неловко: «такие приятные люди, а я вынужден лишить их радости общения со мной». Пришлось покивать не менее выразительно: «да, да, дорогой, действительно жаль. Но работа прежде всего, так что иди, иди, не задерживайся.» По правде говоря, этот тощий гений основательно ему надоел и очень хотелось побыстрее от него избавиться.
– Тогда, до свидания, – Петя на ходу прихватил из открытой коробки несколько конфет и удалился. Хлопнула дверь, потом еще одна и почти сразу снова заиграла скрипка.
– Да, теперь я понимаю, – медленно произнес Анатолий. – Петя, это, действительно – нечто! Уникум.
– Это точно, – согласилась Галина Андреевна. – Я бы сказала, явление природы.
То, насколько это явление природы было ему полезно, Анатолий смог оценить в следующие же десять минут. Безмятежная, дружеская атмосфера не то, чтобы рассеялась, но появилась в ней небольшая напряженность. И шла она от Лены, как-то сразу съежившейся и замолчавшей. Анатолий попытался поймать ее взгляд, но безуспешно, Лена упорно смотрела в тарелку. Чудесное взаимопонимание, установившееся было между ними, исчезло.
Особенно это стало заметно, когда Галина Андреевна, прихватив чашку чая и коробку с оставшимися конфетами, удалилась в комнату – она хотела посмотреть новости. Анатолий с Леной остались допивать чай на кухне. Он попробовал продолжить треп «а-ля Петя», но очень быстро увял – без доброжелательного, или хотя бы, мало-мальски заинтересованного слушателя, это выглядело нелепо.
«Черт, вот ведь угораздило меня! Что за странная девчонка? Вжалась в стенку и даже глаз не поднимет. Правильно Борька сказал, нахлебаюсь я еще с ней. Елки, а если она действительно девица? Да нет, такого сейчас не бывает, чтобы в двадцать пять лет… хотя, от Ленки всего можно ожидать! Что же тогда? Одно дело – приятные, необременительные отношения со взрослой женщиной (пусть даже подчиненной, все возникающие сложности можно будет разрешить потом, по ходу их возникновения), и совсем другое… звиняйте хлопцы, я не сексуальный психотерапевт! И на черта, спрашивается, мне эти проблемы?»
Он так и не понял, что произошло. То ли, углубившись в свои мысли, не заметил, как заговорил вслух, то ли в мозгах произошел катастрофический сбой, но он сказал это. Спросил громко, четко и, вроде даже, предъявляя какие-то претензии:
– У тебя были мужчины?
И понял, что натворил, только когда увидел ее глаза – огромные и бесконечно изумленные. Сразу же струсил, забормотал невнятно какие-то извинения, повторяя через каждые три слова, что он не имеет никакого права, что сам не знает, как с языка сорвалось… Внезапно, Лена улыбнулась. Улыбка, конечно, была кривая и вовсе не радостная, но по крайне мере, она означала, что ему сию секунду не надают по физиономии и не вышвырнут из дома. Он осторожно перевел дыхание и прошептал:
– Прости.
– Да ладно, – Лена пожала плечами. – Я же понимаю, что всех наших мужиков этот вопрос страшно волнует. Особенно после того, как Гена…
– Гена? – он думал, что заорал, а на самом деле из его горла вырвался только негромкий свист. Пальцы затряслись мелкой, противной дрожью. Господи, если это кобель хотя бы притронулся… да нет, никогда, это невозможно!
– …не смог доложить ничего конкретного, – продолжала она, глядя прямо в лицо Анатолию и непостижимым образом не замечая, что с ним происходит.