Мирное время
Шрифт:
С этими словами интендант развернулся и ушел, оставив его одного.
Весь вечер бывший аристократ просидел в своем новом жилище, чувствуя, как голод грызет его изнутри, и внимательно изучая браслет на руке. Тот весело подмигивал красным глазом, словно говоря: "Никуда ты не денешься, приятель!"
На следующий день, проснувшись на рассвете, Кордеро приступил к своим новым обязанностям. На первый взгляд, в том, чтобы целый день размешивать навоз брулов в огромном чане, не было ничего сложного, если не обращать внимания на едкую вонь. Однако, спустя несколько часов монотонной работы, плечи наливались свинцовой тяжестью, а не привыкшие к физическому труду
Завтрак, обед и ужин в лагере проходили строго в отведенное время. Большинство повстанцев принимало пищу в просторном шатре в северной части лагеря, однако Марко приносили обед прямо в цех. Обычно это делала молодая, болезненно худая девушка в сером платье. Брезгливо наморщив носик, она оставляла миску с кашей или похлёбкой возле дверей и спешила убраться восвояси. Марко пару раз пытался завести с ней разговор, однако девушка шарахалась от него, точно от прокаженного. Кордеро успел привыкнуть к тому, что его избегают. По истечении двух недель даже те, кто раньше плевал в его сторону и сквозь зубы шептал проклятия, начали сторониться его: пропитавшаяся стойким запахом навоза грязная роба способствовала этому как нельзя лучше. Кордеро на собственной шкуре ощутил, каково это - быть изгоем среди изгоев.
Единственным, кто не избегал его общества, оставался Кристиан. Здоровяк мог навестить Марко прямо на рабочем месте или заглянуть вечером в его тесное пристанище, чтобы угостить дешевым бренди из фляги и поговорить по душам. Именно от него Марко узнал о том, что Сид вынашивает насчет бывшего аристократа какие-то планы. Подробностей Кристиан не знал, однако поделился догадками: предводитель повстанцев готовил какую-то дерзкую вылазку, в которой Кордеро отводилась определенная роль.
Каждый прожитый в лагере день был как две капли воды похож на предыдущий. На рассвете Марко просыпался на своей жесткой, пыльной лежанке, пытаясь убедить себя, что этот кошмар ему только снится. Затем, умывшись водой из грязного ведра, он шел в топливный цех, где его ожидала монотонная, изнурительная и грязная работа. Иногда, вспоминая слова Лоренцо Мендосы о том, что такие, как он, рождены для того, чтобы наслаждаться жизнью, Кордеро стискивал зубы от отчаяния. Наверняка бывший друг сейчас прекрасно проводит время, предаваясь безделью, и даже не вспоминает о нем, в то время как ему приходится работать целый день, чтобы получить свою тарелку похлебки.
Вскоре Марко потерял счет дням и уже не мог с уверенностью сказать, сколько длится его пребывание в лагере повстанцев. С момента, как он пришел в себя на больничной койке, могло пройти как несколько недель, так и месяцев. Хуже всего было то, что он пребывал в абсолютном неведении по поводу своей дальнейшей судьбы.
Бывали дни, когда его освобождали от работы в цеху, привлекая для какого-нибудь дела, которое никто другой не желал выполнять. Однажды в лагерь прибыл груз подозрительных бочек, от которых за версту воняло едкой химией. Марко было велено откатить их на дальний склад, находящийся за пределами лагеря. Когда он закончил, то буквально рухнул на землю от усталости, а весь оставшийся день его преследовали сильная головная боль и тошнота. Позже, когда его ладони покраснели и опухли, точно обваренные кипятком, выяснилось, что в бочках находилась высокотоксичная краска, предназначенная для покраски кормы звездных кораблей. Оставалось лишь гадать, для каких целей она понадобилась повстанцам, но ее было так много, что хватило бы перекрасить целый крейсер.
В один из дней к нему в цех
– А ты неплохо устроился!
– заметил повстанец, оглядевшись. Кордеро избавился от захламлявшего цех мусора, использовав освободившееся место для хранения готового сырья, и даже оборудовал небольшой верстак, позволяющий мастерить нехитрые приспособления, помогающие в работе.
– Стараюсь, - сухо ответил Марко, вытирая руки куском ветоши.
– Какого дьявола тебе нужно?
– Советую сменить тон, парень!
– процедил Кот, неспешно приближаясь. От повстанца нестерпимо разило кислым запахом пота и дешевого вина.
– Мирта приболела, и мне поручили принести тебе обед. Ты ведь, наверное, голоден?
С этими словами он протянул ему миску, в которой плескалось густое, еще дымящееся варево. Но когда Марко взял её в руки, Кот наклонился и смачно харкнул в еду.
– Немного приправы, - сказал он с усмешкой.
– Чисто для вкуса.
Марко посмотрел в миску, чувствуя, как в нем закипает злоба. Обида, страх и отчаяние последних дней внезапно растворились в бурлящей лаве бешенства, поднявшейся откуда-то из глубины души. Неожиданно он представил, как спустя несколько минут этот подонок, ухмыляясь, будет рассказывать остальным о том, как поставил аристократа на место, а те будут одобрительно хохотать.
Почему-то именно это взбесило больше всего. Не говоря ни слова, Кордеро шагнул вперед и опрокинул миску с горячей похлебкой прямо на голову наглеца. Закричав от боли и неожиданности, Кот заметался по цеху, сбивая развешенные по стенам инструменты. Кордеро с усмешкой наблюдал, как он пританцовывает, выкрикивая страшные ругательства и проклятия в его адрес.
Наконец Кот догадался сбросить миску с головы и свирепо уставился на Марко. По его сальным волосам и перекошенному от ярости лицу медленно стекала бурая жижа.
– Я разрежу тебя на куски, тварь!
– прошипел он, вытаскивая из кармана небольшой, узкий как бритва нож.
– Клянусь, ты будешь вопить как девчонка!
Марко подхватил с пола шест для размешивания навоза и крутанул его в руках, готовясь отразить нападение. В следующую секунду Кот с воплем бросился на него, размахивая ножом. Марко проворно ушел от удара, и повстанец, пробежав по инерции мимо, врезался в чан с навозом.
– Свиней всегда тянуло к дерьму!
– усмехнулся Кордеро.
– Убью!
– взревел Кот и высоко поднял над головой нож. По его выпученным, горящим ненавистью глазам было видно, что он полон решимости сдержать обещание. Когда противник снова бросился на него, Марко не стал уворачиваться. Он просто шагнул навстречу обезумевшему от ярости повстанцу и с силой ударил его шестом в область паха.
Удар достиг своей цели. Нож выскользнул из разжавшихся пальцев и со звоном упал на пол, а его хозяин согнулся в три погибели, отчаянно ловя воздух широко открытым ртом. В его глазах заблестели слезы. Он пытался что-то сказать, но не мог.