Мировоззрение, естествознание, теология
Шрифт:
В центре внимания американского профессора — сам процесс формирования естественнонаучных и мировоззренческих взглядов Дарвина. Именно здесь Джилзпай стремится «по-новому» понять учение великого естествоиспытателя. Он изображает дело так: формирование теории эволюции было связано в науке с переходом от «эпистемы креационизма» к «эпистеме позитивизма» (так профессор именует научный подход к природе); первая «эпистема» основывалась на догмате чудесного сотворения жизни на Земле; вторая — объясняла природу с помощью упорядоченной системы естественных причин, действующих согласно единообразным законам природы.
При этом Джилзпай всячески подчеркивает, что этот переход якобы совершался таким образом, что Дарвин длительное время пользовался и креационистским и научным подходом поочередно и даже, кто бы мог подумать, — одновременно.
246
Gillespie N.С. Charles Darwin and the problem of creation. Chicago-London, 1979, p. 124.
Превращая главный труд великого естествоиспытателя, книгу, произведшую революционный переворот в биологии и во всем естествознании XIX в., в эклектическую похлебку из религиозных и научных представлений, Джилзпай преследует далеко идущие цели. Исходя из того, что Дарвин якобы оказался бессильным преодолеть дуализм теологии и науки, американский профессор делает вывод, что и после создания «Происхождения видов» теизм хотя и ослабевает во взглядах ученого, но не исчезает совсем.
Почему же Дарвин, по мнению Джилзпая, никак не мог избавиться от этого «остаточного теизма»?!
А дело-то заключается в том, что он, этот теизм, был, оказывается, «крайне необходим» естествоиспытателю в его научном творчестве. «Хотя Дарвин был позитивистом и настаивал на автономии науки, — утверждает Джилзпай, — он не мог отделаться от идеи бога. Она была ему нужна в качестве гаранта объективности науки, ее рациональности, т. е. соответствия научной деятельности истине…» [247]
По мнению Джилзпая, одних данных естественных наук и человеческой практики Дарвину оказалось недостаточно для доказательства того, что описываемый наукой мир реален, что открываемые ею законы природы существуют на самом деле, а не представляют собою порождения человеческого разума. Именно для этого, видите ли, великому естествоиспытателю потребовалось опираться на стержень старого, креационистского подхода — идею бога, хотя сам Дарвин, как уверяет Джилзпай, признавал эту необходимость только косвенно.
247
Gillespie N.С. Charles Darwin and the problem of creation, p. 124.
Итак, всеми правдами и неправдами профессор-фидеист стремится навязать Дарвину потребность в идее бога для его научного творчества. Хотя бы в виде «остаточного теизма»: лишь бы всевышний имел какое-нибудь отношение к теории эволюции.
Но Джилзпай ясно понимает, что догма о боге без идеи творения — ничто: ведь без сотворенной природы нет и бога-творца. Поэтому перед ним встает задача навязать Дарвину еще и признание акта сотворения живой природы. Американский профессор опять обращается к своим любимым «эпистемам» и утверждает, что переход от «эпистемы креационизма» к «эпистеме позитивизма» не требовал принесения в жертву основ религии: речь, оказывается, шла лишь о замене библейского представления о творении видов как чуде концепцией творения с прибавлением эволюции и естественного отбора. Такое понимание творения, именуя его «смягченным креационизмом», Джилзпай и приписывает Дарвину.
Таким образом, американский профессор, в конечном счете, причисляет великого преобразователя биологии к креационистам, правда «смягченным».
Мы видим, несмотря на все наукообразные выверты и претензии Джилзпая, — перед нами явно фидеистская концепция, идеологическую функцию которой можно с полным правом назвать обскурантистской. Собственно говоря, эта концепция направлена на достижение следующего.
Во-первых, Джилзпай пытается путем затушевывания коренной противоположности между креационизмом и научной теорией эволюции фальсифицировать
Во-вторых, профессор-фидеист старается проложить глубокий водораздел между дарвиновским учением и материализмом. Объявив великого ученого позитивистом, он тщится доказать, что материалистические высказывания Дарвина носили только полемический характер, являлись лишь средством борьбы за автономию науки и не вытекали органически из его естественнонаучного творчества. «Материализм Дарвина был, по-видимому, — уверяет Джилзпай, — не более как позитивизмом. Он делал его не приверженцем метафизического представления о материи как окончательной реальности, а приверженцем всего лишь системы науки, натуралистической и законосообразной» [248] .
248
Gillespie N.С. Charles Darwin and the problem of creation, p. 140.
Одну заветную цель, как мы видим, преследует богословствующий профессор: любыми средствами отделить великого естествоиспытателя от материализма. Пусть он будет позитивистом или еще кем-нибудь, но только не материалистом.
В связи с этим Джилзпай категорически объявляет непозволительным считать, что уже в записных книжках Дарвина, относящихся к 1837–1839 гг., его взгляды имели материалистическую направленность. Признания этого американский профессор боится как огня: ведь тогда рухнет как карточный домик вся его схема об одновременном длительном использовании Дарвином креационистских и научных принципов в его научном творчестве.
Такова суть концепции Джилзпая, если освободить ее от шелухи двусмысленности, полуправды, эклектичности.
Обратимся же к подлинным фактам истории формирования дарвиновского учения.
Полностью антинаучен тезис Джилзпая, что ко времени Дарвина конфликт между верой и знанием был в главном преодолен и речь лишь шла о критике библейского буквализма. Совершенно несостоятельно и утверждение американского профессора, что дарвиновская критика религии была обусловлена прежде всего семейными традициями, а не его научным творчеством. Это стремление оторвать атеистические взгляды Дарвина от его естественнонаучного творчества является центральным мотивом всех богословских фальсификаций мировоззрения ученого [249] .
249
Marcozzi V. II darwinismo oggi. — Civilta cattolica, 1983, № 3182, p. 127.
Джилзпай пытается выдать постепенное ослабление в XIX в. жестоких преследований церковью ученых, подрывавших своими теориями религиозное мировоззрение, за свидетельство прекращения вековой борьбы между наукой и религией. Однако на деле это ослабление было лишь результатом осознания церковниками бесполезности подобных акций: наука стала уже такой силой в обществе, что подобные методы обращения с учеными могли только способствовать подрыву положения церкви. В действительности же в XIX столетии конфликт между знанием и верой не только не был в основном исчерпан, но, наоборот, приобрел еще большую широту и глубину. На XIX в. падает второй период в развитии естествознания: на смену собирательному приходит период объяснительный и упорядочивающий (теоретический). Начальный этап этого периода как раз и охватывает время до Дарвина — первую треть XIX столетия. Совершаются открытия в областях химии (Дальтон), электричества (Фарадей), развивается идея эволюции в биологии (Ламарк), осуществляется искусственный синтез первого органического соединения — мочевины (Велер), что нанесло удар по витализму. Развиваются физическая география, палеонтология, геология [250] .
250
См. подробнее: Кедров Б.М., Огурцов А.П. Марксистская концепция истории естествознания XIX в. М., 1978, с. 395–397.