Миры Филипа Фармера. Т. 1. Создатель вселенных. Врата творения
Шрифт:
Из «НФ писатели XX века» под ред. Н. Уотсон и П. Шеллингера.
Эта сухая выдержка из энциклопедии — пожалуй, самое скромное, что можно поведать об одном из самых известных и скандальных фантастов Америки.
Трудно предположить, что породило в молодом Филипе Фармере любовь к фантастике. Во всяком случае, в юные годы он поглощал фантастические журналы, однако карьера его как писателя-фантаста началась сравнительно поздно — в 1946 году, рассказом «О’Брайен и Обренов», опубликованным в «Adventure». Рассказ этот, по словам редактора, «абсолютно ничего из себя не представлял». Должно быть, подобный отзыв и послужил причиной тому, что на протяжении следующих пяти лет писатель не создал ни одного фантастического произведения. И тем не менее Филип Фармер оставался
Ему вообще не везло. Обучаясь в трех университетах (Университет штата Миссури, Университет Брэдли в Пеории, Иллинойс, и Государственный университет Аризоны), ухитрился получить лишь степень бакалавра писательского мастерства. Сменил массу мест работы (от сталеплавильщика до писателя-популяризатора, причем на последнем поприще добился немалых успехов, судя по тому, что работал последовательно на «Дженерал Электрик», «Моторола» и «Макдоннелл-Дуглас»), и еще больше городов, объездив Америку от восточного побережья до западного. За период с 1937 по 1952 год ему повезло всего один раз — с женой, Бетти Андре, которую он встретил в 1941 году. Их брак оказался на редкость прочным, особенно по американским стандартам. Женаты они и по сей день, а детям (сыну Филипу Лэрду и дочери Кристен) и внукам писатель посвящает наиболее занимательные из своих книг.
Известность пришла к писателю неожиданно. Повесть «Любовники» («Lovers», 1952), отвергнутая прославленным Джоном Кэмпбеллом, одним из «отцов-основателей» американской научной фантастики, который в то время еще был редактором «Astounding Science Fiction», и не менее маститым Горацием Голдом из «Galaxy Science Fiction», появилась в журнале «Startling Stories» и почти немедленно принесла автору премию «Хьюго» как «самому многообещающему молодому автору года». Уже в этой работе проявились наиболее характерные черты творчества Фармера: увлеченность сексом, биологией, фрейдистские мотивы, и почти полное отсутствие чувства меры. История любви землянина, принадлежащего к репрессивной культуре далекого будущего, к инопланетной лалита — самке разновидности мимикрирующих насекомых, была показана с пугающей откровенностью; жестокость, нежность и зоофилия соединялись в единое целое, притягательное и отталкивающее.
Ободренный успехом, Фармер продал в «Startling Stories» следующую повесть — «По женщине в день» («А Woman a Day», 1953, выходила также под названием «Остановка времени» («Timestop!»)) — и завершил работу еще над двумя романами. Несмотря на то что в этих книгах Фармер еще бессознательно отдает дань штампам, словно взятым из «библии Кэмпбелла» — своеобразного устава, разрешающего писателям одни темы и запрещающего другие, оригинальность била фонтанами из текста, еще не приобретшего зрелых, устоявшихся очертаний. Удивительная способность к экстраполяции, проявлявшаяся в ранних повестях и породившая жутковатый мир, подчиненный законам Западного Талмуда и религии, созданной бесноватым Айзеком Сигменом, стала предвестницей буйного миротворчества, так характерного для поздних произведений писателя.
Но неудачи преследовали писателя с неослабевающей силой. Закрылся журнал «Startling Stories», единственный, рисковавший печатать скандальные произведения молодого автора, оставив неизданным роман «Дэйр» («Dare») (книга вышла лишь в 1965 году). Разорилось издательство «Shasta», которому Фармер предложил роман «Взыскуя плоти» («I Owe for the Flesh»), а рукопись так и затерялась в редакционных архивах. Позднее этот роман стал основой первой книги пенталогий «Мир Реки», принесшей писателю «Хьюго», а найденный манускрипт был опубликован в 1983 году под названием «Река Вечности» («The River of Eternity»). Но это будет позже, а пока казалось, что карьера молодого фантаста готова завершиться, едва начавшись.
Тем не менее Фармер не сдался — неудачи будто подстегивали его. Он пишет серию рассказов об отце Кармоди, закоренелом убийце, который, пройдя через сюрреалистический религиозный ритуал на планете Радость Данте, становится святым. Этот небольшой цикл известен в России единственной повестью «Ночь света» («Night of Light», 1957). Журнал «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» согласился опубликовать эти рассказы, несмотря на содержание, способное привести в ярость ортодоксального христианина любой конфессии.
Кажется, писатель не питает особого уважения к религиям, будь то христианство — в романе «Иисус на Марсе» («Jesus on Mars», 1979)
Эти и другие рассказы и повести («Дьявол Растиньяк» («Rastignac the Devil», 1954), «Человек из переулка» («The Alley Man», 1959), «Отвори, сестра моя» («Open То Me, My Sister», 1960), не говоря уже о квинтэссенции фрейдизма — рассказе «Мама» («Mother», 1953), в котором астронавт находит душевный покой в матке инопланетного существа — приумножили славу Филипа Фармера как одного из самых скандальных и анархичных писателей-фантастов. Находились критики, обвинявшие писателя в оскорблении общественной нравственности, чувств верующих, и едва ли не в растлении малолетних. Впрочем, немалую роль в создании образа сыграл и сам Фармер, с конца сороковых годов до начала семидесятых активно и весьма плодотворно сотрудничавший с журналом «Плейбой». Более того, в библиографии писателя можно найти не только фантастические произведения и биографии литературных героев, но и откровенные эротические романы.
А первая книга Филипа Фармера — именно книга, а не повесть в журнале — вышла в 1957 году. Это был роман «Одиссея Грина» («Green Odyssey»), принадлежавший к жанру «планетных приключений», то есть посвященный не столько герою или его похождениям, сколько миру, в который забрасывает его судьба. Наибольшую дань этому жанру из американских фантастов отдал Джек Вэнс, но и Филип Фармер внес в него заметный вклад. «Одиссея Грина» считается одним из классических произведений этого поджанра наравне с «Большой планетой» («The Big Planet») Вэнса. Сменяющие друг друга экзотические пейзажи далекой планеты, сложность ее средневековой культуры, жестокость ее мужчин и любвеобильность женщин, завороженное отвращение, с которым воспринимает этот своеобразный мир застрявший на нем космонавт, не дают этой книге стереться в памяти.
Следующая его книга, «Плоть» («Flesh», 1960), несколько раз издававшаяся на русском языке, стала важной вехой на творческом пути писателя. Многие идеи этой книги почерпнуты Фармером из книги Роберта Грейвса. «Белая богиня» («White Goddess», 1947), которая внесла в сравнительное религиоведение не меньше, чем такая известная работа Фрейзера, как, например, «Золотая ветвь» («The Golden Bough», 1922), но, несмотря на некоторую вторичность, писателю удалось удержаться на той грани, за которой эротизм романа превратился бы в самоцель. Тяжеловатый юмор романа, заставляющий вспомнить «Гаргантюа и Пантагрюэля», был объявлен «шокирующим», но уже на следующий год после выхода «Плоти» известный писатель и критик Альфред Бестер в журнале «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» назвал Филипа Фармера в числе семи лучших фантастов Америки наравне с Р. Хайнлайном, А. Азимовым и Р. Брэдбери, считая его самым смелым из них. «Он единственный из фантастов, кто не боится довести любую идею до логического конца, каким бы неприятным ни был этот конец», писал Бестер. В дальнейшем Фармер оправдал подобный отзыв, хотя эпатаж его ранних произведений со временем поблек. Сцены, повергавшие в ужас публику пуританских пятидесятых годов, десятилетием позже оказались в рамках допустимого, если не ожидаемого.
Не только сексуальные мотивы постоянно прослеживаются в творчестве писателя. Герои его — как правило, люди неуравновешенные психически, неуверенные в себе, и оттого склонные к насилию и агрессии. Им не хватает опоры, некоего внутреннего стержня. Не случайно тема богоискательства доминирует во многих произведениях Фармера. А кто, как не боги, Властители Многоярусного мира и этикалы мира Реки? Но, как боги древнего мира, они в лучшем случае безразличны к человеку, а в худшем — враждебны.
Можно, впрочем, рассматривать подобные мотивы и как упражнения в прикладной психологии. Фармера нередко упрекают в недостатке психологизма, неубедительности характеров. Это не совсем верно — скорее писателя можно было бы обвинить в излишней яркости душевных черт его героев. Это не картины душ, а комиксы, шаржи, психологические теории, облеченные литературной плотью. Особенное пристрастие питает Фармер к Карлу Густаву Юнгу, в теорию которого о коллективном бессознательном, содержащем символы (названные Юнгом «архетипами»), накопленные человечеством за всю его историю, прекрасно укладываются более поздние произведения писателя о героях масс-культуры.