Миры Клиффорда Саймака. Книга 10
Шрифт:
Как бы в признательность за искренность Блэйн слегка поклонился, однако с долей обиды заметил:
— Так, значит, вы пришли меня изучать. Вы пришли меня допрашивать.
— Я молил Бога, чтобы ты так не подумал, — печально произнес старый священник. — Видимо, у меня ничего не вышло. Я шел к тебе, надеясь, что ты сможешь помочь мне, а через меня — церкви. Ведь церкви, сын мой, тоже иногда нужна помощь. А ты — человек, умный человек — часть загадки, которую мы не можем разрешить. Я думал, ты мне в этом деле поможешь.
—
— Не совсем так, сын мой. Мы ни благословляем, ни осуждаем. Мы пока слишком мало знаем об этом.
— Я расскажу о себе, — сказал Блэйн, — если это вас интересует. Я путешественник. Путешествовать по звездам — моя работа. Я забираюсь в машину, собственно, даже не в машину, а в своеобразное символическое приспособление, которое позволяет мне высвободить разум, а может, даже подталкивает мой разум в нужном направлении. Она помогает ориентироваться… Нет, святой отец, обычными, простыми словами этого не объяснить, получается бессмыслица.
— Я без усилий слежу за твоим рассказом.
— Так насчет ориентации. Описать это языком слов невозможно. В науке принято объяснять языком математики, но это и не математика. Суть в том, что ты знаешь, куда тебе надо попасть, и там и оказываешься.
— Колдовство?
— Да нет же, черт побери, — простите, святой отец. Нет, это не колдовство. Стоит только раз понять это, ощутить, и оно становится частью тебя, все оказывается легко и просто. Делать это так же естественно, как дышать, и так же просто, как падать со скользкого бревна. Представьте…
— Мне кажется, — перебил отец Фланаган, — не стоит останавливаться на технических деталях. Лучше скажи мне, каково это: быть на другой планете?
— Ничего особенного, — ответил Блэйн. — Обычно я чувствую себя так же, как, скажем, сейчас, когда я сижу и беседую с вами. Только поначалу — самые первые несколько раз — ты ощущаешь себя до непристойности обнаженным: один разум без тела…
— И разум твой бродит повсюду?
— Нет. Хоть это и возможно, конечно, но не бродит. Обычно стараешься не вылезать из механизма, который берешь с собой.
— Механизма?
— Записывающая аппаратура. Этот механизм собирает все данные и записывает их на пленку. Становится ясна вся картина полностью. Не только то, что видишь сам, — хотя ты, в принципе, скорее не видишь, а ощущаешь, — а все, абсолютно все, что только можно уловить. Теоретически, да и на практике тоже, машина собирает информацию, а разум служит только для ее интерпретации.
— И что же ты там видел?
— На это потребовалось бы больше времени, чем есть в моем или вашем распоряжении, святой отец, — рассмеялся Блэйн.
— Но ничего такого, что есть на Земле?
— Редко, потому что планет типа Земли не так уж
— И даже в ядре какого-нибудь солнца?
— Нет, машина бы там не выдержала. А разум, я думаю, смог бы. Но таких попыток еще не делалось. Конечно, насколько знаю я.
— А что ты ощущаешь? О чем думаешь?
— Я наблюдаю, — ответил Блэйн. — Для этого я и путешествую.
— А не кажешься ты себе господином всего мира? Не приходила ли тебе когда-нибудь мысль, что Человек держит всю Вселенную в ладонях рук своих?
— Если вы говорите о грехе гордыни и тщеславия, то нет, никогда. Иногда чувствуешь восторг при мысли о том, куда забрался. Нередко тебя охватывает удивление, но чаще всего ты в растерянности. Все вновь и вновь напоминает о том, сколь ты незначителен. А иногда даже забываешь, что ты — человек. Просто комок жизни — в братстве со всем, что когда-то существовало и когда-либо будет существовать.
— А думаешь ли ты о Боге?
— Нет, — ответил Блэйн. — Такого не было.
— Плохо, — произнес отец Фланаган. — И это меня пугает. Быть где-то в полном одиночестве…
— Святой отец, я ведь с самого начала объяснил, что не склонен исповедовать какую-либо религию. Я сказал об этом откровенно.
Некоторое время они сидели, глядя друг на друга, разделенные пропастью непонимания. Как будто мы из разных миров, подумал Блэйн. Со взглядами, лежащими друг от друга на миллионы километров, и все же оба — люди.
— А ты не колдун?
Блэйн хотел засмеяться — смех уже стоял у него в горле, — но сдержался. Слишком много страха было в заданном вопросе.
— Нет, святой отец, клянусь вам. Я не колдун. И не оборотень. И не…
Поднятием руки старик остановил его.
— Теперь мы квиты, — объявил он. — Я тоже сказал то, что тебе неприятно слышать.
Он с усилием встал с койки и протянул руку со скрюченными артритом или какой-то другой болезнью пальцами.
— Благодарю тебя, — сказал он. — Да поможет тебе Господь.
— А вы будете сегодня вечером?
— Сегодня вечером?
— Ну да, когда здешние горожане потащат меня вешать. Или тут принято сжигать у столба?
Лицо старика скривилось, как от удара.
— Ты не должен так думать. Не может…
— Но ведь они сожгли факторию. И хотели убить торговца, да не успели.
— Они не должны были этого делать, — сказал отец Фланаган. — Я говорил им об этом. Мне известно, что в этом принимали участие и люди из моей паствы. Правда, кроме них там были еще и многие другие. Но от моей паствы я этого не ожидал. Многие годы я читал им проповеди, чтобы отвратить их именно от такого шага.