Миры Клиффорда Саймака. Книга 2
Шрифт:
Мы еще дикари, думал он. И пока сидим в пещере и со страхом вглядываемся через дым костра, охраняющего вход в нее, в безбрежный мрак окружающего мира.
Придет время, и люди рискнут рассеять этот мрак, но время еще не пришло.
Бессмертие окажется инструментом, рабочим инструментом. И оно всегда останется только простым рабочим инструментом.
Что скрывает мрак за пределами пещеры?
Человеческое неведение своего собственного состояния: смысла своего существования,
Извечные как мир вопросы.
Быть может, с помощью такого инструмента, как бессмертие, человеку удастся разрешить их, постичь неуловимые законы Вселенной, живой материи и энергии. И это явится следующим шагом в истории человечества. И у человека не останется ни колебаний, ни сомнений, он поймет себя и навсегда откажется от веры, заменив ее знаниями и твердой уверенностью.
А когда человек поставит смерть вне закона, когда ворота смерти захлопнутся навсегда, человеку понадобится разработать и соответствующую концепцию жизни, если он не хочет превратиться в вечного скитальца галактик.
Виккерсу пришлось напрячь все силы, чтобы прервать ход своих мыслей и вернуться к действительности.
— Айзекайя, — обратился он к роботу, — вы уверены?
— В чем, сэр?
— В том, что Престонов нет?
— Уверен, — ответил Айзекайя.
— Кэтлин Престон существовала, — сказал Виккерс. — Я уверен в ее существовании.
Но откуда он черпал такую уверенность? Он помнил ее.
Фландерс подтвердил ее существование.
Но его память, как и память Фландерса, могла быть определенным образом сформирована.
Кэтлин Престон могла оказаться привнесенным эмоциональным фактором, дабы привязать его к этому дому, дабы он никогда и нигде не забыл о своих связях с этим домом.
— Айзекайя, — снова обратился к роботу Виккерс, — кто такой Гортон Фландерс?
— Гортон Фландерс, как и вы, — андроид, — ответил Айзекайя.
Глава 40
Итак, они рассчитывали, что он остановит Крофорда. И сделает это с помощью своего дара предвидения.
Но проблему следовало рассмотреть всесторонне. Взвесив все факторы, определив собственные силы, мутантам придется вступить в борьбу с промышленной мощью многих стран мира. Опираясь на нее, Крофорд и его единомышленники объявили войну мутантам. Кроме того, существовало секретное оружие.
«Отчаяние и секретное оружие, — заявил Крофорд, сидя в номере гостиницы. — Но оно недостаточно эффективно», — добавил он.
Прежде всего следовало выяснить, о каком оружии шла речь. И пока это неизвестно, никаких планов строить нельзя.
Лежа на кровати и глядя в потолок, он перебирал факты, систематизировал их, подвергал анализу. Иногда силы обычных людей и силы мутантов казались ему равными, а иногда он видел неоспоримое превосходство одной из сторон.
Рассуждения завели в тупик.
— Так и должно было быть, — произнес он вслух. — Рассуждение — инструмент обычного человека.
Следовало воспользоваться своим исключительным даром.
Но как?
Он постарался отрешиться от известных ему фактов, изгнать их из своих мыслей и ни о чем не думать. Лежа в постели и глядя во тьму, он физически ощущал, как наперекор желанию они теснятся в его мозгу.
Вдруг с особой отчетливостью проступила мысль о войне. Он остановился на ней. Мысль стала весомой и овладела им.
Война, но война, совершенно отличная от тех войн, которые до сих пор вело человечество.
Невероятно раздражала необходимость думать о чем-то неопределенном.
Появилась новая мысль: бедность.
Он чувствовал, как обе мысли — и о войне, и о бедности — словно койоты, кружат во мраке вокруг костра его разума за границей зоны, освещенной интеллектом.
Он хотел прогнать их, но они не желали уходить. Через некоторое время он привык к ним.
Существует еще один фактор, подсказал ему засыпающий мозг. Недостаток рабочих рук у мутантов. Вот почему они создали роботов и андроидов.
Можно было обойти эту трудность. Можно было взять одну жизнь и разделить ее на несколько. Жизнь одного мутанта — растянуть, удлинить, увеличить. Рабочую силу можно было создать, следовало лишь знать, как это делается.
Мысли совсем замедлили бег, он почти уснул.
«Я остановлю тебя, Крофорд, и получу ответ, я остановлю тебя, я люблю тебя, Энн, я…»
И вдруг, даже не сообразив, спал он или нет, Виккерс встрепенулся и уселся на постели.
Он знал!
Он съежился от прохлады летнего утра, быстро высунул ноги из-под одеяла и ощутил босыми ногами холод пола.
Виккерс бросился к двери, распахнул ее и выскочил на площадку винтовой лестницы, ведущей в холл.
— Фландерс! — крикнул он. — Фландерс! Откуда-то появился Айзекайя и стал взбираться по ступеням, спрашивая:
— Что случилось, сэр? Вам что-нибудь надо?
— Мне нужен Гортон Фландерс.
Открылась еще одна дверь, и появился Гортон Фландерс, с торчавшими из-под ночной рубахи худыми лодыжками и всклокоченный.
— Что происходит? — спросил он спросонья. — Что это за шум?
Виккерс быстро пересек холл, схватил его за плечи и спросил:
— Сколько нас? На сколько частей разделена жизнь Джея Виккерса?
— Может, вы перестанете меня трясти?