Миры Пола Андерсона. Т. 11. Торгово-техническая лига
Шрифт:
Поэтому он не замечал, как потускнела и осунулась Ольга. Порученный ее заботам, Энэрриан поправлялся. Она занималась своими — относительно легкими — делами и стеснялась жаловаться на головную боль, головокружение, понос и тошноту, считая, что во всем виноват перенесенный шок, плюс недостаточное и плохо сбалансированное питание, плюс жара и духота, плюс… Она считала, что выдержит.
Дни были слишком коротки для работы, ночи — слишком коротки для отдыха. Пита постоянно одолевало одно и то же ужасное видение — флиттер появляется и исчезает за горизонтом, прежде чем ифрианцы успевают привлечь к себе внимание. Тогда придется посылать
Другая мысль, часто посещавшая Пита, — что бы делали они с Ольгой, оставшись на Грее вдвоем? Даже в теперешнем своем отупелом состоянии он понимал безнадежность такого варианта. Взять хотя бы элементарнейший факт — здесь отсутствовали некоторые из витаминов…
Примерно через земную неделю после памятного урагана Пит услышал ночью свое имя; он медленно, мучительно выплыл из пучин сна. Ольга лежала рядом. В небе стояла почти полная луна, более яркая и быстрая в своем движении, чем Луна земная. Ее сияние затмевало почти все звезды, призрачным инеем падало на кусты. И безжалостно вырисовывало запавшие щеки его жены, полные боли глаза. Ольгу била дрожь, Пит услышал, как стучат ее зубы.
— Мне холодно, родной, — прохрипел в душной тишине субтропической ночи с трудом узнаваемый голос. — Мне холодно.
Затем Ольгу вытошнило, прямо Питу на грудь, и она впала в горячечный бред.
Ифрианцы помогали чем могли, Пит давал жене какие-то лекарства из немногих, имевшихся в аптечке. К восходу (нестерпимое в своем великолепии зрелище, мешавшее золотые, розовые и серебристо-голубые тона) стало ясно, что Ольга умирает.
Пит — а точнее, какой-то механизм, в который превратился его мозг, — обследовал свое собственное состояние. Да, его изможденность объясняется не только тяжелой работой, теперь это стало совершенно ясно. У него тоже случались желудочные неурядицы, иногда его бил озноб. Никакого сравнения с полным распадом Ольги, однако явления того же плана. Ифрианцев болезнь не затронула. Возможно, на людей набросился какой-нибудь местный микроб, считающий крылатую расу несъедобной?
Ответ знали спасатели, появившиеся на острове через два (локальных) дня. Кусты, окружавшие лагерь, широко распространены по всей планете. Одна из исследовательских групп заболела в полном составе, после чего они надели изолирующие костюмы и провели анализ выделенных этим растением испарений. В них содержалось некое вещество, практически безвредное для ифрианцев, но при этом — кумулятивный яд [6] для людей. Первооткрыватели назвали эти кусты «адская колючка». К несчастью, это сообщение поступило только после отплытия катера. Пит выжил по случайности — он целый день работал на открытой местности, в то время как Ольга постоянно находилась в лощине, среди кустов.
6
Яд, действие которого зависит не от разовой, а общей, накапливающейся, кумулятивной дозы.
Хмурые, помрачневшие Вхэл и Руса вернулись к работе, но Пит пошел не с ними, а в другую сторону. Сам не совсем понимая почему, он нуждался в одиночестве. Только в одиночестве мог он бросить в небо немой, отчаянный вопль: «Почему Ты сделал с ней это? Почему Ты
Спотыкаясь, он вскарабкался на центральный холм. Со всех сторон лежало огромное спокойствие лазурью и голубизной отсвечивающего моря, над головой нависал такой же безмятежный купол неба. Пит преклонил колени и задал свой вопрос.
Через час он смог сказать: «Да пребудет воля Твоя» — и вернуться в лагерь.
Ольга не спала.
— Пит! — закричала она. — Пит! — Мука исказила голос Ольги до полной неузнаваемости; Пит вообще не узнавал ее в этом скелете, обтянутом пожелтевшей, покрытой испариной кожей, не узнавал длинные слипшиеся пряди белесых волос, его пугали нестерпимый запах и ногти, больно, до крови, вцепившиеся в его руку.
— Где ты был, прижми меня покрепче, как мне больно, Господи, как мне больно…
Пит сделал ей еще один укол, но почти без всякого эффекта.
И он снова опустился на колени рядом с ней. Пит не стал рассказывать мне, что он говорил, как все это было. Через некоторое время она успокоилась, крепко взяла мужа за руку и стала ждать конца своих мучений.
Пит сказал только, что, когда Ольга умерла, это было, словно кто-то задул огонек свечи.
Он уложил ее, закрыл ей глаза, подвязал челюсть, сложил руки на груди. Механически передвигая непослушные ноги, он подошел к сооруженному для Энэрриана шалашу. Однокрылый ифрианец ждал его.
— Она пала? — спокойным голосом спросил он.
Пит молча кивнул.
— Это хорошо, — сказал Энэрриан.
— Нет. — Пит сам не узнал свой, словно издалека доносящийся, хриплый голос. — Ей не нужно было просыпаться. Наркотик должен был… Вы что, сделали ей стимулирующий укол? Вы вернули ее к этим страданиям?
— А как же еще? — спросил Энэрриан, спросил совершенно спокойно, хотя был без оружия, а его бластер валялся на земле, у самых ног Пита. «Только не это, — пронеслось в измученном мозгу, — это только облегчит ему его судьбу».
— Я увидел, что вы ошиблись в дозировке, — видимо, от усталости. Вы ушли, а я был не способен вас догнать. Она могла умереть до вашего возвращения.
Питу казалось, что он находится в необъятной пустоте, что перед ним нет ничего, кроме этих сверкающих глаз.
— Вы хотите сказать, — спотыкаясь, спросил чей-то чужой, дребезжащий голос, — …хотите сказать… что она… не должна была?..
Энэрриан подполз ближе — лишившись одного крыла, он мог только ползать — и взял Пита за руки.
— Мой друг. — В его голосе звучало безмерное сострадание. — Я слишком чтил вас обоих, чтобы лишить ее возможности показать свою смертную гордость.
Пит не ощущал, не осознавал ничего, кроме жесткого холода этих острых когтей.
— Неужели я ошибся? — обеспокоенно спросил Энэрриан. — Разве вы не хотели, чтобы она вступила в битву с Богом?
Любая ночь когда-нибудь кончается, даже долгая ночь Люцифера. К тому времени как Пит завершил свое повествование, вершины утесов уже зажглись светом начинавшегося дня.