Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды
Шрифт:
Я это знал. Вся армия знала это. Официальных сообщений еще не поступало, но каким-то образом всегда чувствуется, если готовится крупный прорыв.
Короткий, толстый палец генерала ползал по карте.
— Девятая бронедивизия — здесь, двенадцатая воздушная — здесь… четырнадцатая кавалерийская, тут — саламандры, напротив тех позиций, где, как нам известно, они сконцентрировали своих огнедышащих. Морская пехота готова высадиться возле Сиэтла, и теперь у наших моряков вывелось достаточно кракенов [2] для хорошей драки. Один славный удар — и мы заставим их уносить ноги.
2
Кракены —
Майор Харриган фыркнул в бороду и уныло уставился на хрустальный шар. Шар был туманным, непрозрачным; неприятель создавал помехи для наших кристаллов, так что проку в них сейчас не было никакого — хотя, само собой, и мы в долгу не оставались. Капитан Грэйлок нетерпеливо постукивала по столу отлично наманикюренными ноготками. Она выглядела такой чистенькой, такой накрахмаленной и самоуверенной, что в конце концов я решил — капитан мне не нравится. Ну, по крайней мере — не нравится сейчас, когда на моем подбородке красуется трехдневная щетина.
— Но, похоже, что-то идет не так, сэр? — осмелился предположить я.
— Точно, черт побери, — ответил генерал. — Дело в Т роллбурге.
Я кивнул. Сарацины удерживали этот город; он являлся ключевой позицией, и засевший там противник не давал нам пройти к Салему и Портланду.
— Насколько я понял, сэр, мы намерены захватить его? — неуверенно произнес я.
Ванбруг нахмурился.
— Это задача сорок пятой дивизии, — буркнул он. — Но если они потерпят неудачу, враг сможет сделать вылазку против девятой дивизии, отрезать ее — и устроить полный беспорядок. А теперь вот еще майор Харриган и капитан Грэйлок явились, чтобы сообщить — гарнизон Троллбурга обзавелся ифритом!
Я присвистнул, чувствуя, как по моей спине пробежал холодок. Калифат всегда слишком беспечно относился к использованию Особых сил… это, кстати, было одной из причин, по которым остальной мусульманский мир считал сарацин еретиками и ненавидел их так же сильно, как мы, — но мне и в голову не могло прийти, что они способны зайти так далеко, что они готовы сломать печать Соломона. А ифрит, вырвавшийся на свободу, может учинить такие разрушения, что и вообразить невозможно.
— Надеюсь, он у них только один, — прошептал я.
— Да, второго нет, — сказала капитан Грэйлок. Голос у нее был низкий и, пожалуй, звучал бы приятно, если бы леди говорила не так энергично. — Они долго тралили Красное море в надежде отыскать еще одну бутыль Соломона, но, похоже, эта была последней.
— И одной за глаза хватит, — сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Как вы об этом узнали?
— Мы приписаны к четырнадцатой дивизии, — без всякой надобности пояснила капитан Грэйлок.
Я это и сам понял — хотя, надо сказать, кавалерийский значок меня удивил, — ведь ездить на единорогах соглашались, как правило, только школьные учительницы с кислыми физиономиями и тому подобная публика.
— Ну, я-то всего лишь офицер связи, — торопливо сказал майор Харриган. — Я езжу только на метле.
Я усмехнулся. Ни один американский мужчина, если он не носит духовный сан, ни за что не признается, что умеет управлять единорогом. Майор заметил мою усмешку и покраснел от злости.
Грэйлок продолжила, четко произнося слова, ровно и без выражения:
— Нам повезло, мы захватили в плен сарацинского офицера — во время небольшой вылазки. Я его допросила.
— Они вообще-то довольно молчаливы, эти знатные сыны… э-э… сыны пустыни, — сказал я. В общем и целом я поддерживал Женевскую конвенцию о военнопленных, и мне не нравилась мысль об ее излишнем нарушении — даже если наш противник не был так же точен в ее соблюдении.
— О, никакой жестокости! — сказала Грэйлок. — Мы его неплохо устроили, отлично кормили. Просто в какой-то момент, когда кусок еды был уже у него в горле, я превратила его в свинину. Он тут же сломался и рассказал все, что знал.
Я расхохотался, и генерал Ванбруг хихикнул; но лицо капитана Грэйлок оставалось бесстрастным. Конечно, органо-органические превращения, требующие всего лишь перестановки молекул — без изменения атомов вещества, — не представляют собой риска, поскольку не сопровождаются излучением, но зато требуют блестящего знания химии. Это, кстати, было одной из причин, по которым пехота люто ненавидела технические части: они просто завидовали людям, способным превратить походный паек в отличный бифштекс или французское жаркое. А армейским квартирмейстерам хватало забот и с тем, чтобы просто наворожить достаточное количество еды; им было не до деликатесов.
— Ну хорошо, вы узнали, что в Троллбурге держат ифрита, — сказал генерал. — А какие там еще силы?
— Там лишь небольшой дивизион, сэр. И если обезвредить демона — можно будет без труда захватить город, — сказал Харриган.
— Да, понимаю. — Генерал покосился в мою сторону. — Ну что, капитан, играете с нами? Если поможете проделать этот фокус — считайте, Серебряная звезда… простите, я хотел сказать — Бронзовая.
— Ну-у… — промямлил я. Конечно, меня бы больше заинтересовало продвижение по службе — но и орден, в конце концов, не помешает. И тем не менее… были у меня и более серьезные причины для сомнений. — Сэр, я черт знает как мало знаю обо всем этом… я чуть не завалил экзамен по демонологии в колледже.
— Это я беру на себя, — сказала Грэйлок.
— Вы! — Захлопнув рот, открывшийся от изумления, я замолчал, не найдя что сказать.
— Я была ведущей ведьмой в агентстве Сокровенных тайн в Нью-Йорке, до самого начала войны, — холодно сообщила она. (Теперь я понял, где она нахваталась таких манер: она была типичной деловой девицей из столицы. Я таких терпеть не мог.) — Я знаю все, что только можно знать об управлении демонами. Ваша задача — благополучно доставить меня на место и помочь вернуться.
— Да-а, — едва смог выговорить я. — Да, только и всего!
Ванбруг откашлялся. Ему совсем не по душе было отправлять женщину с таким заданием, но время поджимало, и выбора просто не оставалось.
— Капитан Матучек — один из лучших наших вервольфов, — польстил он мне.
«Ave Caesar, morituri te salutant!» [3] , — подумал я. Нет, во-обще-то я подумал немножко иначе, но это неважно. Я придумаю фразочку получше после того, как меня прикончат.
Если быть точным — я не боялся. Во-первых, на меня были наложены чары, отгоняющие страх; а во-вторых, я считал, что шансов у меня ничуть не меньше, чем у тех пехотинцев, которые попадают под обстрел. Да к тому же генерал Ванбруг не стал бы рисковать личным составом, отправляя людей на задание, которое сам счел бы невыполнимым. Но я испытывал куда меньший оптимизм, нежели генерал.
3
«Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!» (лат.)