Миры Пола Андерсона. Том 15. Все круги ада. Мятежные миры
Шрифт:
Флэндри не осмеливался удаляться от своего убежища: слишком часто в этих местах разыгрывались сильные бури. Однако он уже истратил большую часть своих ресурсов к созерцанию, когда лежал на койке в «Джеки». К тому же Доминик был по натуре человеком деятельным и общительным — черты, которые в пору молодости проявляются особенно остро. Вначале, когда его глаза уставали от чтения и грозили вылезти из орбит, юноша пытался рисовать. Но вскоре ему пришлось убедиться, что его дарования в этой области несколько отстают от таланта Микеланджело. Чуть больше времени ушло на сочинение непристойных лимериков о педантичных мерсейцах и старших офицерах с Ирумкло. Некоторые из них, по мнению самого автора, обещали стать межпланетной
Главное преимущество вынужденного одиночества состояло в том, что у Флэндри появилось время поразмыслить о планах действий. Он выдумывал всевозможные случайности и совпадения и комбинировал их совершенно невероятным образом. В конце концов Доминик понял, что нельзя позволять своему воображению выйти из-под контроля, иначе можно потерять гибкость ума.
— Размышления увеличили мои надежды, — сказал терранин Ринну.
— У нас тоже есть надежда? — спросил вождь. Он изучающе взглянул на человека. — Пришелец, у нас есть только твое слово. Почему мы должны верить, что ты пришел с добрыми намерениями?
— Мое существование служит доказательством тому, что мерсейцы рассказали вам далеко не все. Они ведь никогда не говорили, что на свете есть расы, которые не дружат с ними.
— Нет, не говорили. Когда Идвир и его мужчины сказали, что мир ходит вокруг солнца, а звезды — такие же солнца, вокруг которых ходят другие миры… Потребовались годы, чтобы это понять. Я спросил однажды, живут ли в тех мирах народы, непохожие на мерсейцев. Идвир ответил, что они дружат со многими из них. Больше он ничего не объяснил.
— Теперь ты схватил? (Флэндри научился вставлять в эрио идиомы руадратов. Человек или мерсеец выразились бы иначе: «Теперь ты понимаешь?»)
— С-с-с… Они принесли дары и обращались с нами справедливо.
«А почему бы и нет? — мысленно усмехнулся терранин. — Ученым невыгодно ссориться с объектами своего наблюдения, военные туземцами не интересуются. Причины, по которым мерсейцы не желают быть откровенными в вопросах межзвездной политики, вполне очевидны. Во-первых, радикально новая информация усваивается медленно. Слишком большой наплыв неизвестных фактов может только запутать картину. Этот довод мой мудрый приятель легко бы понял. Во-вторых, излишнее знание подрывает религию и все, что с ней связано, а это ведет к разрушению культуры, которую команда Идвира собирается исследовать».
«В действительности, дружище Ринн, мерсейцы любят и даже восхищаются твоим народом. Вы гораздо больше, чем домраты, напоминаете их, или нас, в пору зарождения цивилизации».
«Но необходимо сделать так, чтобы ты перестал им верить».
— У их народа, так же как и у моего, есть обычай держать домашних животных поблизости от своих жилищ, — сказал Доминик. — С ними хорошо обращаются, дают им много пищи… а затем забивают…
Ринн выгнул спину. Мохнатый хвост вытянулся в струну. Туземец оскалил зубы и схватился за нож.
Он шел вместе с Флэндри впереди своего племени, которое состояло главным образом из детей, стариков и женщин. Охотники небольшими группами рассыпались по округе в поисках дичи. Некоторые не видели свои семьи по многу дней.
Когда Ринн остановился, не в силах сдержать ярость, идущие следом гладкие красно-коричневые тела беспокойно затоптались на месте. Вожаку явственно давали понять, что ему не следовало задерживать племя. Он неловко помахал рукой, словно загребал на себя воздух, и снова двинулся в путь.
Флэндри, который приспособил для своих ног пару мерсейских снегоступов, легко успевал за туземцами. Терранин, хоть и не был создан для жизни в таких условиях, пользовался преимуществом высокого роста. До сей поры путешествие не доставляло Доминику никаких хлопот.
Виррды шагали через пустынную тундру, которая летом задыхалась от обилия растительности. Туземцы почти каждый год приходили на мерсейскую базу. Она находилась совсем недалеко от прямой дороги. Сделав небольшой крюк, племя получало возможность понаблюдать за чужой жизнью, побеседовать и набрать подарков. Тем не менее посещения базы не стали постоянным обычаем. Они зависели от многих факторов, таких, например, как погода. Вдобавок Флэндри так напугал бедных аборигенов, что на этот раз они вполне могли свернуть с привычного пути, чтобы обойти стороной жилища мерсейцев. Тем временем терранин продолжал разжигать в них подозрения.
Во все время движения путники могли видеть Громовую гору, за исключением тех дней, когда ее вершина была закрыта широкой черно-синей полосой. Лишь через несколько месяцев, к середине зимы, должна была установиться ясная, спокойная и невообразимо холодная погода. В остальной части неба царила прозрачная синь, кое-где нарушаемая высокими перистыми облаками, отражавшими солнечный свет.
Освещенность планеты стала значительно ниже терранской. (В действительности точка, когда обе планеты получали одинаковое количество света, была пройдена еще ранней осенью. Аналогично самые лютые холода на Талвине наступали значительно позже того, как тот достигал апоастра, когда освещенность равнялась 0,45 терранской.) Тем не менее Флэндри был вынужден надеть темные очки, чтобы уберечь глаза от яркой белизны. Поскольку светило находилось вне поля зрения движущейся процессии, его с каждым днем убывающий диск не раздражал органов чувств терранина.
Окрестности, напротив, поражали своим видом. Доминику приходилось видеть разные зимы, но такая ему встречалась впервые.
Даже на планетах, схожих с Террой, жизнь в зимний период года не замирает совершенно. На Талвине, где холода длятся значительно дольше, для каждого из сезонов развилась своя отдельная экологическая среда.
Разделение не было окончательным. Моря не так сильно подвергались воздействию очень низких или очень высоких температур, поэтому многие животные, которые обитали на побережье и питались морскими организмами, не впадали в спячку ни зимой, ни летом. Кроме того, семена и другие останки жизнедеятельности планеты служили хорошей пищей для тех, кто бодрствовал только в один из сезонов. Мерсейцы лишь начинали подходить к пониманию всей сети структурных, химических, бактериологических или каких-либо других, доныне неизвестных взаимодействий между теплолюбивыми и хладолюбивыми формами. Элементарный пример: на Талвине не существовало никакого эквивалента вечнозеленым деревьям; буйная летняя растительность непременно бы их задушила; с другой стороны, в результате обильного гниения в пору осени образовывался гумус, в котором могли жить зимние виды.
Путники шли теперь среди островерхих дюн. Вдалеке блестела отполированная ветром поверхность замерзшего озера. Но тундра не была совершенно пустынной. Среди голубых теней чернели пучки торчащих вверх листьев. На первый взгляд они казались низкорослыми, но нижняя часть этих своеобразных кустарников на несколько метров уходила под снег. Черно-коричневая поверхность растений прекрасно поглощала свет, как исходящий прямо от солнца, так и отраженный от снежного покрова. Некоторые виды тратили часть полученной энергии на молекулярные процессы, которые растапливали воду. Другие вырабатывали органические компоненты — например алкоголь, — которые понижали порог замерзания. Для большинства же превращение воды в лед составляло существенную часть того или иного жизненного цикла.