Миры Пола Андерсона. Том 17
Шрифт:
Однако Айвар в достаточной мере был реалистом, чтобы оценить эти соображения критически:
«Такова современная ортодоксальная позиция. Может быть, это проявление усталого декаданса или нежелание признать чье-то интеллектуальное превосходство — "зелен виноград"? Что там говорить, мы чуть приоткрыли завесу над тайнами единственной — микроскопически малой в масштабах Вселенной — галактики…»
Вслух он прошептал:
— А теперь Джаан заявляет, что Древние вот-вот вернутся? И что их разум поселился в нем?
— В первом приближении это так, — ответил Иаков. — Ты должен поговорить с ним сам, и поговорить
— Кто он? — рискнул спросить Айвар. — Я ведь не слышал ничего, кроме слухов, намеков, предположений.
Теперь Иаков говорил как прагматик.
— Когда о нем впервые стало известно и когда все больше людей начали делаться его последователями, мы, руководители Компаньонов Арены, поняли, что за взрывоопасный материал перед нами; поэтому мы постарались приостановить распространение нового учения до тех пор, пока мы сами не сможем оценить его и его последствия. Сам Джаан проявил полную готовность сотрудничать с нами. Мы не смогли, конечно, совсем воспрепятствовать распространению слухов за пределами наших земель. Но пока что остальная планета имеет лишь смутное представление о новом культе, возникшем в наших бесплодных краях.
«Может быть, там действительно толком мало что знают, — подумал Айвар, — однако готовность верить там безусловно есть. Пожалуй, я смогу сообщить тебе кое-что новенькое, командир».
— Но все-таки кто он?
— Он происходит из скромной семьи, хотя раньше его родственники были богаты — в той мере, в какой это вообще возможно в окрестностях моря Орка. Его отец, Гилеб, был торговцем и имел несколько грузовиков; считается, что происходил он от основателя ордена Компаньонов. Мать Джаана, Номи, из еще более древней семьи: ее предки были в числе первых колонистов на Энее.
— И что же случилось?
— Может быть, ты помнишь, лет шестнадцать назад здешние места подверглись бедствиям. Долго не утихавшая песчаная буря погубила урожай; в ней пропали и многие караваны. Борьба за то немногое, что осталось, привела к вражде между семействами. Она захватила даже Компаньонов. Какое-то время мы мало что могли сделать.
Айвар кивнул. Он вспомнил, что читал о последующих событиях: Иакову удалось, возглавив орден, восстановить в нем дисциплину и моральные устои, а потом и спасти свой народ от хаоса. Но на это потребовались годы.
— Собственность Гилеба была разграблена, самого его чуть не убили, и ему пришлось с женой и маленьким сыном бежать, — продолжал Иаков ровным голосом. — Они пересекли равнину Антонина, чудом уцелев, и добрались до поселения северян в ее плодородной части. Там они нашли убежище, хотя и были нищими.
После смерти Гилеба Номи вернулась обратно со всеми шестью детьми — в здешних краях к тому времени установился мир. Джаан научился сапожному ремеслу, а его мать — умелая ткачиха. Заработков их двоих хватало на пропитание всей семьи. Но они по-прежнему были на грани нищеты, и Джаан не мог позволить себе жениться.
…Ну а потом ему было откровение… Он сделал открытие… в чем бы оно ни заключалось.
— Ты
Взгляд старика стал жестким.
— Об этом можно поговорить потом, — сказал Иаков. — Я думаю, теперь лучше обсудить, какую роль мог бы сыграть ты, Наследник, в освобождении Энея от Империи — а может быть, и человека от ограничений принадлежности к человечеству.
Глава 17
В головном платке, хитоне и сандалиях, с покрытой коричневым гримом кожей и выкрашенными в черный цвет волосами, Айвар на первый взгляд не отличался от местных жителей. Хотя черты лица, телосложение и голубые глаза отличали его от типичного орканца, все же наследственность далеких предков этого народа иногда давала о себе знать появлением какой-то необычной черты; в определенной мере это было свойственно и самому пророку. Гораздо больше выдавали Айвара северный диалект англика, незнание местного языка, неумелое подражание манерам и походке орканца — тысяча всяких мелочей.
Но наверняка ни один терранин, скучающий за просмотром записей аппарата-шпиона, не заметит этих тонкостей. Многие орканцы не обращали внимания на них тоже, а если и замечали, то, пожав плечами, тут же забывали о них. В конце концов, жители окрестностей моря Орка не были на одно лицо: существовали и местные, и индивидуальные особенности. Кроме того, этот молодой человек вполне мог только что вернуться после нескольких лет службы у северян: это всегда накладывает свой отпечаток.
Те же, кто заметил Айвара и присмотрелся к нему внимательно, едва ли произнесли бы об этом хоть слово: Айвар был рядом с сапожником.
Такое не было необычным: нередко, услышав проповедь Джаана, кто-нибудь просил его о личной аудиенции. Тогда, по традиции, они вдвоем уходили на склон горы.
Несколько пар ревнивых глаз следили, как Джаан и Айвар покидали город. Они почти не разговаривали, пока не удалились на почтительное расстояние от толпы и не углубились в величественную и негостеприимную местность.
Вокруг них скалы, кусты, полосы голой серой почвы, перечеркнутые синими тенями на крутом склоне, доходили до построек города и венчавшей его Арены. В голубом небе с раскаленным солнцем парил одинокий вулч. Далеко внизу поверхность делалась уныло ровной — там начиналось бывшее морское дно; лишь на пологих холмах можно было разглядеть тощую зелень и редкие дома. По грунтовым дорогам пылили грузовики. Темневшие на севере и северо-востоке склоны Илиона прочерчивала ослепительно белая линия Линна. Горизонт на юге и западе был гол, и только прилетавший оттуда жаркий ветер обжигал лица, вздувал плащи, вздыхал в унисон шуму водопада.
Посох Джаана поднимался и опускался в такт его шагам. Пророк уверенно находил чуть заметную тропу. Айвар, хоть и не знакомый с окрестностями, двигался с легкостью охотника. Это делалось автоматически: все его внимание было поглощено медленно произносимыми словами:
— Мы можем поговорить теперь, Наследник. Спрашивай или предлагай все, что захочешь. Никакие твои слова не могут ни испугать, ни рассердить меня: ты пришел, как живое олицетворение судьбы.
— Я вовсе не провозвестник спасения, — тихо ответил Айвар. — Я всего лишь очень часто ошибающийся человек; я даже в Бога не верю.