Миры Роберта Хайнлайна. Книга 1
Шрифт:
— Что ж, возможно. Стар, ты опять слишком много болтаешь. Ты что — не думаешь, что у этих скотов есть уши?
— Извини, милорд… Уши такие хорошие, что они слышат шум шагов, разносящихся по земле, задолго до того, как услышат наши голоса. Разреши мне сказать еще одно слово, раз уж сегодня день моей свадьбы. Если ты… Нет, не так… Когда ты галантен к какой-нибудь красотке, например, к Летве или Мьюри, черт бы побрал ее красивые глазки, то это не благородство. Такое поведение вытекает, надо полагать, из гораздо более обыденных эмоций, чем nobless oblige. Но когда ты разговариваешь с деревенским дурачком, ноги которого измазаны навозом, дыхание воняет чесноком, сам он весь
— Ну, не знаю… Мальчишки этого возраста в некоторых кругах ценятся высоко. Если его отмыть, надушить, завить ему волосы…
— Милорд муж, а разрешается ли мне хотя бы подумать о пинке в ваше брюхо?
— За мысль обычно не предают военно-полевому суду, это единственная вещь, которая остается при нас и отобрать которую не могут при всем желании. О'кей, я предпочитаю девочек. В этом отношении я обыкновенен, тут уж ничего не поделаешь. А что ты там говорила про Мьюри? Уж не ревнуешь ли ты, Длинноножка?
Я просто-напросто кожей чувствовал, как на ее щеках выступают ямочки — чтобы увидеть, мне пришлось остановиться.
— Только в день свадьбы, милорд муж. Все остальные дни — твои. Если я застану тебя увлеченным этим видом спорта, то или сделаю вид, что не замечаю, или поздравлю с успехом, как уж получится.
— Не думаю, что ты меня поймаешь!
— А я уверена, что тебе не удастся поймать меня, милорд-разбойник, — ответила она невозмутимо.
Все-таки ей досталось последнее слово, так как в эту минуту раздался звон тетивы Руфо. Он крикнул: «Попал!» — и тут мы оказались по горло в хлопотах. Эти дикие свиньи были такие страховидные, что в сравнении с ними наши самые безобразные выглядят красавчиками. Я убил одну стрелой, пронзившей ее вонючую глотку, затем — секундой позже — вогнал сталь шпаги в бок ее братишке. Стар направила меткую стрелу в свою цель, но стрела скользнула по кости, боров пошел в атаку, и я ударил его ногой в бок, так как все еще не высвободил шпагу из туши его родича. Наконечник стрелы, попавший ему между ребер, видимо, все же утихомирил его. Стар хладнокровно пустила новую стрелу, а я добил наглеца. Еще одну свинью Стар прикончила шпагой, нанеся удар так, как наносит его матадор, когда наступает «момент истины». Она сделала пируэт, пропуская жертву мимо себя — уже мертвую, но не желающую признать сей факт.
Битва закончилась быстро. Старина Руфо свалил без посторонней помощи троих, но получил серьезную рваную рану. У меня была царапина, а моя новобрачная оказалась целой и невредимой, в чем я поспешил убедиться, как только страсти утихли. Затем я держал вахту, пока наш хирург занимался Руфо. Потом она обратилась к моему, гораздо более легкому ранению.
— Ну как, Руфо, — спросил я, — можешь идти?
— Босс, я не останусь в этом лесу, даже если мне придется из него выбираться ползком. Надо уходить отсюда. Во всяком случае, — добавил он, глядя на гору никому не нужных свиных окороков, — в ближайшее время крысы нам не угрожают.
Я изменил порядок движения, поместив Руфо и Стар во главе колонны, а сам занял позицию в арьергарде, откуда мог прийти им на помощь в любую минуту. Арьергард вообще-то безопаснее головы колонны в обычных условиях, но здесь не тот случай. Кроме того, я дал эмоциям взять верх над расчетом: хотел лично опекать свою любимую.
Заняв это место, я чуть не окосел, одновременно пытаясь углядеть, что происходит и
88
Мужские придатки (исл.).
Свиньи нас больше не беспокоили, но по мере приближения вечера, мы стали видеть, а чаще слышать гигантских крыс, которые крались за нами, оставаясь практически невидимыми. Они не вступают в бой как берсерки, подобно свиньям, они выжидают удачного момента, как это вообще свойственно крысам.
Крыс я боялся. Однажды, когда я был еще маленьким (отец уже умер, а мать еще не вышла вторично замуж), мы остались без жилья и поселились на чердаке заброшенного дома. Было слышно, как крысы орудуют внутри дома, и дважды они пробегали по мне, когда я спал.
До сих пор иногда просыпаюсь с воплем ужаса.
Крыса отнюдь не становятся лучше, если ее довести до размеров койота. Эти были типичные крысы — вплоть до кончиков усов — с той лишь разницей, что ноги, и особенно ступни, были у них непропорционально большими.
Мы не тратили стрел, если не были уверены в удачном попадании, мы шли зигзагами, стараясь держаться более открытых участков леса, что, однако, увеличивало опасность нападения сверху. Но кроны деревьев были весьма густы, так что атаки с неба не очень беспокоили.
Я убил одну крысу, которая подобралась слишком близко, и почти попал в другую. Нам приходилось расходовать стрелы на тех, что уж очень наглели, это заставляло других быть более осторожными. Однажды, когда Руфо целился в одну из таких, а Стар со шпагой в руке готовилась прийти мне на помощь, один из этих мелких хищников коршуном спикировал прямо на Руфо.
Стар срубила его в воздухе на самой низкой точке его пике, так что Руфо ничего не заметил — он был слишком занят, целясь и пуская стрелу.
К счастью, нам не приходилось волноваться из-за подлеска — лес походил на парк — деревья и трава, без кустарника. Так что этот отрезок пути был не так уж и плох, хотя стрелы у нас все равно кончались. Я как раз с беспокойством думал об этом, когда вдруг обнаружил кое-что:
— Эй, вы, впереди! Вы же сбились с курса! Сворачиваете вправо!
Стар указала мне направление, еще когда мы свернули в лес, держать его было моим делом. «Шишка направления» у Стар работала плоховато, у Руфо — не лучше.
— Извини, милорд, — отозвалась Стар. — Тут уклон больно уж крут.
Я подошел к ним:
— Руфо, как нога?
На лбу у него выступили капли пота. Не отвечая мне, он обратился к Стар:
— Миледи, скоро стемнеет.
— Знаю, — сказала она спокойно. — Поэтому наступило время перекусить. Милорд муж, вон тот большой плоский камень кажется мне подходящим.
Я подумал было, что у нее шарики зашли за ролики, Руфо, видимо, тоже, но по другой причине.
— Миледи, мы же сильно опаздываем.