Миры Роберта Хайнлайна. Книга 1
Шрифт:
Гибси выпрямился и расправил плечи.
— Похоже, вы забываете, что это военный объект.
— А вы, похоже, забываете, что ни я, ни моя жена не служим в армии! Пойдем, Мэри. Мы уходим.
— Да, Сэм.
Я обернулся к Старику и добавил:
— Мы сообщим в Отдел, куда переслать нашу корреспонденцию.
Затем направился к двери. Мэри последовала за мной.
— Подожди! — сказал Старик. — В порядке личного одолжения, хорошо?
Я остановился, и он подошел к Гибси.
— Полковник, можно вас на минутку? Я бы хотел переговорить с вами
Полковник Гибси бросил на меня «трибунальный» взгляд, но вышел вместе со Стариком. Все ждали. Сержантский состав сохранял каменные физиономии, подполковник немного нервничал, а маленькую девицу с сержантской повязкой буквально распирало от смеха. Только Стилтон ничуть не волновался. Он достал бумаги из «входящей» корзины и спокойно принялся за работу.
Минут десять или пятнадцать спустя появился еще один сержант.
— Доктор Стилтон, командир распорядился, чтобы вы начинали работу.
— Отлично, — откликнулся тот, посмотрел на меня и сказал: — Прошу в операционную.
— Стоп! Не так быстро, — остановил я его. — Кто все эти люди? Вот он, например. — Я показал на подполковника.
— А? Это доктор Хазелхерст. Два года на Венере.
— О'кей, он остается. — Тут мне на глаза попалась смешливая девица. — Эй, сестренка, что у тебя тут за обязанности?
— У меня-то? Да я вроде как присматриваю…
— Ладно, этим теперь займусь я. Доктор, может быть, вы сами решите, кто тут нужен, а кто нет?
— Хорошо, сэр.
Оказалось, что кроме подполковника Хазелхерста, ему на самом деле никто не нужен, и мы двинулись в операционную — Мэри, я и двое специалистов.
В «операционной» стояла обычная кушетка, какие можно встретить в кабинете любого психиатра, и несколько кресел. С потолка глядело двойное рыло стереокамеры. Мэри подошла к кушетке и легла. Доктор Стилтон достал впрыскиватель.
— Попробуем начать с того места, где мы остановились в прошлый раз, миссис Нивенс.
— Стойте, — сказал я. — У вас есть записи предыдущих сеансов?
— Разумеется.
— Давайте сначала прокрутим их. Я хочу знать, что вы уже успели.
Он несколько секунд думал, потом сказал:
— Хорошо. Миссис Нивенс, может быть, вы подождете в моем кабинете? Я позову вас позже.
Возможно, во мне еще бродил дух противоречия: после победы над Стариком я здорово завелся.
— Давайте все-таки узнаем, хочет ли она уходить, — сказал я.
Стилтон удивленно вскинул брови.
— Вы просто не понимаете, о чем говорите. Эти записи могут нарушить эмоциональное равновесие вашей жены, даже нанести вред ее психике.
— Подобная терапия вызывает у меня серьезное сомнение, молодой человек, — добавил Хазелхерст.
— Терапия здесь ни при чем, и вы прекрасно это понимаете, — отрезал я. — Если бы вашей целью была терапия, вы использовали бы не наркотики, а метод эйдетической гипнорепродукции.
— Но у нас нет времени, — озабоченно сказал Стилтон. — Ради быстрого получения результатов приходится применять грубые методы. Боюсь, я не могу разрешить объекту видеть эти записи.
— Я
— А вас, черт побери, никто не спрашивает! — взорвался я. — И нет у вас никакого права разрешать ей или не разрешать. Записи надерганы из мозга моей жены, и они принадлежат ей. Мне надоело смотреть, как вы разыгрываете из себя господа Бога. Я ненавижу эти замашки у паразитов и точно так же ненавижу их у людей. Она сама за себя решит. А теперь потрудитесь узнать ее мнение.
— Миссис Нивенс, вы хотите увидеть записи? — спросил Стилтон.
— Да, доктор, — ответила Мэри. — Очень.
Он явно удивился.
— Э-э-э… как скажете. Вы будете смотреть их одна?
— Вместе с мужем. Вы и доктор Хазелхерст можете остаться, если хотите.
Они, разумеется, остались. В операционную принесли стопку кассет, каждая с наклейкой, где значились дата записи и возраст объекта. Чтобы просмотреть их все, нам потребовалось бы несколько часов, поэтому я сразу отложил в сторону те, что относились к жизни Мэри после 2051 года: они вряд ли могли помочь.
Первые кассеты относились к раннему детству. В начале каждой записи шло изображение объекта — Мэри. Она стонала, ворочалась и едва не задыхалась, как всегда случается с людьми, которых вынуждают возвращаться к неприятным и нежеланным воспоминаниям. И только после этого разворачивалась реконструкция событий — ее голосом и голосами других людей. Больше всего меня поразило лицо Мэри, я имею в виду, на стереоэкране. Мы увеличили изображение, так что оно придвинулось почти вплотную к нам, и могли следить за мельчайшими изменениями в выражении лица.
Сначала Мэри превратилась в маленькую девочку. Нет, черты лица остались прежними, взрослыми, но я знал, что вижу жену именно такой, какой она выглядела в детстве. Мне сразу подумалось, как хорошо будет, если у нас тоже родится девочка.
Затем выражение ее лица менялось — это начинали говорить другие люди, чьи слова сохранились у нее в памяти. Мы словно смотрели на невероятно талантливого актера, играющего подряд сразу несколько ролей.
Мэри воспринимала записи достаточно спокойно, только незаметно для других сунула свою руку в мою. Когда мы добрались до тех жутких кассет, где ее родители превратились в рабов титанцев, она сжала мои пальцы, но больше никак себя не выдала.
Я отложил в сторону кассеты с надписью «Период анабиотического сна», и мы перешли к следующей группе — от ее пробуждения до спасения на болотах.
Сразу стало ясно, что паразит оседлал ее, едва Мэри пришла в себя после анабиоза. Мертвое выражение лица — это титанец, которому незачем притворяться. Последние передачи из красной зоны были полны таких кадров. А скудность воспоминаний за этот период лишь подтверждала, что Мэри находилась во власти паразита.
Затем, совершенно неожиданно паразит исчез, и она вновь стала маленькой девочкой, больной и испуганной. Сохранившиеся в памяти мысли путались и расплывались, но потом возник новый голос, громкий и чистый: