Миры Роберта Хайнлайна. Книга 20
Шрифт:
Я пытался подобрать достаточно оскорбительный ответ на подобные инсинуации (в стиле наших семейных «перебранок»!), как вдруг земля задрожала и раздался ужасающий грохот: «КРРУМП!» Звук взрыва: правда, может и не ядерного, но очень сильного. И ощущения были пренеприятнейшие.
Дядя хохотнул:
– Не намочи штанишки, Дикки! Это не в нас стреляют. Лэйф, а вы не хотели бы его осмотреть здесь? Или лучше в доме?
Доктор Хьюберт произнес:
– Позвольте мне посмотреть на ваши зрачки, полковник!
И я взглянул на него, а он –
Последнее подтвердило гипотезу о том, что я, несомненно, не в себе.
Впрочем, никто этого не заметил. Поэтому я не стал ни на чем настаивать и попытался припомнить – где я мог раньше видеть этого лекаря?
– Я думаю, сотрясения нет… Скажите, чему равен натуральный логарифм от «пи»?
– Если все мои шарики на месте, то как я могу быть здесь? Только, пожалуйста, доктор, безо всяких там игр с гипнозом, я слишком устал для этого.
Еще один «взрыв» (а может, и бомба?) прозвучал еще ближе, чем первый.
Доктор Хьюберт отвернул полотенце с моей левой ногой, пощупал повязку, наложенную Ксией.
– Болит?
– Ох, черт, да!
– Хорошо. Хэйзел, его лучше отвезти в дом. Я вряд ли сумею по-настоящему помочь, пока его не поместят в Нью-Харбор в Бьюлаленде.
Энджеленос с монашками уже в пути. Для человека, перенесшего удар, полковник в приличном состоянии, но лечение следует начать немедленно.
Я спросил:
– Доктор, а вы не в родстве ли с рыженькими девицами из того космолета, который нас доставил сюда?
– Они не девицы, а великовозрастные юные преступницы. И что бы вам ни говорили, я буду все категорически отрицать! Передайте им мою любовь!
Хэйзел воскликнула:
– Но я же должна отчитаться!
Тут все заговорили одновременно, пока доктор Хьюберт не гаркнул:
– Молчать! Хэйзел поедет со своим мужем, проследит за его устройством и останется столько, сколько найдет нужным, а потом доложит в Нью-Харборе… но отсчет времени начался сейчас. Возражения? Принято!
Новое появление космолета оказалось еще более странным, и я рад, что не увидел его. Или не очень заметил. Двое красноголовых (как выяснилось, их там было всего четверо, а не целая толпа, как мне показалось раньше) занесли меня и коляску внутрь. Хэйзел вошла со мной в тот странный освежитель… и почти сразу Лэз (или Лор?), появившись там, сообщила:
– Тетя Хэйзел, мы дома.
«Дом» начался с плоской крыши большого здания. Был поздний вечер, солнце уже садилось. А космолету следовало бы называться «Чеширским котом»! (Хотя его звали, кажется, Гэй… Ее звали Гэй… Ох, да какое это имело значение!) Здание оказалось госпиталем. Когда люди попадают в госпиталь, их сперва в течение часа и сорока минут мурыжат, пока не заполнят сто бумажек. Затем человека раздевают и кладут на каталку под тонкое покрывало, из-под которого торчат на холоде голые ступни, и оставляют ждать перед лабораторией икс-лучей. После этого юная леди заставляет помочиться в пластический баллон для анализа, при этом стоит рядом со скучающим видом и разглядывает потолок. Правильно я говорю?
Но здешняя публика была, очевидно, не знакома с параграфом первым госпитальных правил приема больных. Мои здоровые попутчики (пострадавшие лишь от чрезмерных перегрузок) были уже на выходе, помещенные в сверкающие «тележки для гольфа», а меня только еще подняли, понесли и поместили в такую же штучку (каталку, коляску, «плавающие» носилки?). Рабби Эзра оказался рядом со мной, но в собственной коляске. Хэйзел сопровождала нас, неся дерево-сан и пакет с костюмом Наоми. Космолет испарился. Я едва успел сказать Лэз (Лор?), что доктор Хьюберт шлет свою любовь. Она фыркнула:
– Если он думает, что сладкие речи помогут ему выбраться из конуры, то пусть подумает еще!
Но ее грудки слегка выпятились, из чего я заключил, что моя информация не была ей неприятна.
Нас на крыше осталось всего четверо: мы втроем и женщина из госпиталя, маленькая, темная и, казалось бы, сочетавшая лучшие черты Матери Евы и Матери Марии, но при этом безо всякого стремления это сходство подчеркнуть.
Хэйзел положила пакет на меня, вручила деревце рабби Эзре и распростерла руки:
– Тамми!
– Арли соол, м'тенга!
Женщина с материнской нежностью поцеловала Хэйзел.
– Рэкси, рэкси – как же это долго!
Они разняли объятия, и Хэйзел произнесла:
– Тамми, это мой любимый муж, Ричард.
Та поцеловала меня в губы, предварительно подняв и отставив в сторону пакет. Человек, которого облобызала Тамми, остается с ее поцелуем надолго, даже если он ранен и если поцелуй совсем краток!
– А это наш дорогой друг, преподобный рабби Эзра бен Давид.
Эзра не нуждался в такой заботе, как я. Тамми глубоко присела и поцеловала его руку. Таким образом, я остался в чистом выигрыше.
Тамми (то есть Тамара) сказала:
– Я могу взять вас обоих внутрь, и чем раньше, тем скорее мы вылечим Ричарда. Но оба моих возлюбленных гостя пробудут здесь немало времени.
Хэйзел, ты согласна разделить комнату с Джубалом?
– Тамми, это же чудесная идея! Тем более что я иногда буду отлучаться. Джентльмены, а вы согласны поселиться вместе на то время, пока вы – пациенты этого госпиталя?
Я уже хотел сказать: «да, разумеется, хотя…», но рабби Эзра, опередив меня, возразил:
– Здесь какая-то ошибка! Миссис Гвендолин, объясните, пожалуйста, этой леди, что я не пациент и не кандидат на госпитализацию. Совершенно здоров! Ни насморка, ни даже заусениц!
Тамара глянула удивленно и… нет, не обеспокоенно, но как-то задумчиво. Она приблизилась к рабби и легонько коснулась рукой его культи.
– А мы разве не будем возвращать вам ноги?
Рабби Эзра перестал улыбаться.