Миры Роберта Шекли. Книга 4
Шрифт:
Кромптон встал, вытер пот со лба и сделал два нерешительных шага по направлению к двери. Потом вернулся и снова сел на кровать.
– Нет, это невозможно.
– Но почему?
– Это неэтично. Молодая леди замужем.
– Женитьба, - стал спокойно объяснять ему Лумис, - как свидетельствует вся история гомо сапиенс, изобретена совсем недавно. Задолго до этого существовали мужчины и женщины, и, соответственно, были между ними и определенные сексуальные отношения. Законы природы всегда выше и сильнее законов человеческих.
– И все же я считаю это аморальным, - вяло сопротивлялся Кромптон.
– Но с чего ты так решил?
– удивился Лумис.
– Ты-то неженат, а значит, твои действия ни у кого не могут вызвать нареканий.
– Однако молодая леди замужем.
– Да, замужем. Но это ее проблемы. В первую очередь она человек, а вовсе не собственность своего мужа. Богом ей дано право распоряжаться собой, и мы должны уважать это право.
– Мне такое и в голову не приходило, - сознался Кромптон.
– Итак, это по поводу жены. А что касается мужа - раз он ничего не узнает, он и не будет страдать. Более того, он даже выиграет. Алиса-Джун, чтобы загладить свою вину, будет с ним нежнее, чем прежде. Он все это отнесет на счет своей сильной личности, и его "я" воспрянет. Вот видишь, в результате всем будет только лучше и никто не пострадает. Разве это не замечательно?
– Все это пустая софистика, - проворчал Кромптон, снова вставая и направляясь к выходу.
– Давай, детка, - сказал Лумис.
Кромптон глупо ухмыльнулся и открыл дверь. И тут же, будто что-то ударило ему в голову, захлопнул дверь и опять улегся в постель.
– Ну что еще?
– спросил Лумис.
– Твои доводы, - сказал Кромптон, - могут быть справедливы или несправедливы - не мне о том судить, у меня нет опыта в этих делах. Но одно я знаю точно; ничего такого я делать не буду, пока ты наблюдаешь за мной.
Лумис был ошарашен.
– Будь ты проклят, Эл! Здесь нет ни тебя, ни меня. Я - это ты, и ты - это я. Мы две части одного целого!
– Еще нет, - сказал Кромптон.
– Сейчас мы всего-навсего шизоидные компоненты, два разных человека в одном теле. Потом, когда мы воссоединимся с Дэном Стэком и все трое сольемся в настоящей реинтеграции... Тогда другое дело. Но при нынешних обстоятельствах элементарное чувство приличия запрещает мне делать то, что ты предлагаешь. Это просто немыслимо, и оставим эту тему.
Лумис погрузился в гневное молчание. Кромптон разделся, натянул на себя пижаму и лег спать.
Глава 2
На следующее утро за кофе Кромптон заявил:
– Мне кажется, нам надо серьезно поговорить.
– Что у тебя на уме, дружище?
– насмешливо спросил Лумис.
– Хочу напомнить, что нам предстоит важное и опасное дело. Мы должны разыскать и присоединить к себе Дэна Стэка, и как можно быстрее, поскольку наше положение сейчас в высшей степени ненадежно. И с этой минуты - никаких выпивок и развлечений, отложим все это до лучших времен. Сейчас у нас есть чем заняться. А повторения вчерашнего я не допущу. Тебе ясно?
– Элистер, с тобой нелегко ладить, - устало сказал Лумис с ноткой печали и разочарования в голосе.
– Я согласен, все это ужасно серьезно, но сейчас-то мы сидим в звездолете, и делать нам совершенно нечего.
– Я все обдумал, - сказал Кромптон.
– Мы с пользой проведем время, занявшись изучением хот-йиггского языка, самого распространенного диалекта на планете Йигга.
– Учить язык, только и всего? У меня нет склонности к таким вещам.
– Тогда ты будешь сидеть тихо, а я позанимаюсь языком.
В корабельной библиотеке Кромптон нашел книгу Бендера "Диалектные варианты общеупотребительных выражений в хот-йиггском языке" и приступил к занятиям. Лумис развлекался, вспоминая подробности прошлого вечера, пока Кромптон не попросил его прекратить, так как это мешало ему сосредоточиться.
После ленча Кромптон вздремнул, потом еще час упражнялся в языке, потом поразгадывал кроссворд. Лумис не возражал. Но вечером ему захотелось стаканчик пива. Кромптон с радостью откликнулся на его просьбу - он вовсе не был законченным пуританином.
У пива был немного странный привкус. Кромптон сказал об этом Лумису. Лумис что-то ответил, но его слова растворились в необъятной, оглушающей пустоте, в которую вдруг целиком погрузился Кромптон. Столы, стулья, ярко-желтые салфетки закружились вокруг него хороводом, и он отключился.
Кромптон пришел в себя только на следующее утро.
С опухшими глазами, резью в животе и невыносимой головной болью он сел в постели. Каюта выглядела так, как будто Тамерлан и воины Золотой Орды этой ночью отпраздновали в ней свою победу. На полу валялись бутылки, в пепельницах было полно окурков. Кругом были разбросаны различные принадлежности туалета, некоторые из них - явно женские. Ноздри Кромптона заполнил запах дешевых духов, смешанный с острым ароматом запрещенных наркотиков.
Кромптон, покачиваясь, встал на ноги. Левое бедро болело. Наклонившись, он увидел на нем следы укусов. Разглядел он и пятна губной помады у себя на груди. Было немало других признаков половой невоздержанности, о которых Кромптон даже думать стеснялся.
– Лумис, - сказал он, - ты опоил меня наркотиками, использовал мое тело и устроил тут безобразный дебош. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Только одно: плевал я на твои приказы, - нагло заявил Лумис.
– По какому праву ты командуешь мной? Я тебе не раб! По всем законам я тебе ровня! А потому пусть днем тело принадлежит тебе, а по ночам - мне!
Кромптон с трудом сдерживал себя.
– Тело будет твоим только тогда, когда я тебе позволю!
– Но это несправедливо!
– Я бы с удовольствием, уравнял тебя в правах на тело, если бы ты взял на себя также хотя бы минимальные обязанности. Но раз тебе на все наплевать, мне придется самому действовать в наших общих интересах.
– С какой это стати ты берешься судить о наших общих интересах? Типичный образчик свинско-фашистского мышления.
– Выбирай выражения!
– предупредил Кромптон.