Миры Роджера Желязны. Том 2
Шрифт:
— Сет жив?
— Да. Одно время он был известен как Вэйким.
— Посланник Анубиса!
— И никто иной. Пес лишил его воспоминаний и послал убить его собственного сына — и отца. Это и привело в такую ярость Тифона.
— Сифон на всю эту проклятую семейку! А что стало с моим сыном? Он только оставил мне записку и… Конечно!
— Что «конечно»?
— Еще не поздно. Я…
— Сзади тебя! На стене! — кричит Врамин. — Тифон! Озирис движется со скоростью, которую трудно ожидать от его хрупкого тела. Он бросается к зеленому гобелену, откидывает его в сторону и ныряет внутрь.
Тень плывет за ним и встает на дыбы.
Когда она отступает, в гобелене и стене зияет дыра в форме Тифона.
— Тифон, — говорит Врамин.
— Я здесь, — доносится голос. — Почему ты предупредил его?
— Потому что Тот даровал ему жизнь.
— Я не знал этого.
— Ты ушел слишком рано. Ну а теперь слишком поздно.
— Нет. Боюсь, что он ускользнул от меня.
— Как?
— Его не было в комнате, когда я уничтожал ее.
— Может быть, это и к лучшему. Послушай. Мы можем использовать Озириса.
— Нет! Пока он жив, никогда не будет мира между нашими семьями, какие бы рыцарские чувства ни выказывал мой братец. Я люблю брата, но не буду придерживаться его обещания пощадить этого типа. Нет. Я обыщу весь этот Дом, не успокоюсь, пока не найду Озириса и не канет он в Бездну Скагганаука!
— Как Анубис?
— Нет! Анубис ускользнул от меня! — раздается крик. — На время.
И Тифон встает на дыбы, вспыхивает пламя, и он исчезает.
Как лаптой взмахивает Врамин своей тростью, и окно закрывается.
— Анубис еще жив, — говорит Мадрак, оглядываясь через плечо.
— Очевидно.
— Что будем делать?
— Продолжим изучение этого Дома.
— Я хочу отдохнуть.
— Ну так отдыхай. Подыщи где-нибудь по соседству комнату и располагайся. Ты же знаешь, где тут еда.
— Да.
— Тогда до скорого.
— До скорого, Господин.
Уходит Мадрак из Тронного Зала и бредет куда глаза глядят. Приходит он наконец в комнату, где стоят мертвые, словно статуи. Он усаживается среди них. Он разговаривает.
— Я был ему преданным слугой. Послушай, красотка с грудями, как дыни. Я был ему преданным слугой. Поэт же отправился воевать с другими Ангелами, зная, что идет наперекор его воле. Но он прощен и возвеличен. Ну а я кто такой? Слуга слуги. Это нечестно.
— Рад, что ты согласна со мной. Ну а ты, приятель с лишней парой рук? Приходилось тебе нести в массы религию и мораль? Голыми руками побеждать чудовищ и чудесных зверей среди непросветленных?
Нет, конечно.
— Ну вот видишь…
Он хлопает себя по бедру.
— Ну вот видишь, нет на свете справедливости, а добродетель постоянно предают, оскверняют, обманывают и продают. Посмотри, что стало с Генералом, который посвятил свою жизнь человечности: жизнь отняла у него собственную его человечность. И это — справедливость?
Едва ли.
— Все сводится к этому, братья мои. Все мы становимся статуями в Доме Мертвых, какую бы жизнь ни вели. Вселенная никогда не скажет спасибо. Дающему никогда не воздается. О Ты, Который Может Быть, почему Ты все так устроил, если это Ты все так устроил, почему? Я старался служить Тебе и Твоему Подручному, Принцу. Что это принесло мне? Деньги на проезд и третьеразрядные гостиницы. Я рад, что сражается Сет с Безымянным без рукавицы мощи…
— Что?
И подняв взгляд, видит он статую, которой раньше там не было; и в отличие от других она движется.
Голова ее — морда черного пса, и высовывается из нее алый язык, кривится.
— Ты? Как удалось тебе спрятаться от Врамина, ускользнуть от Тифона?
— Это мой Дом. Много минет веков, пока проведает кто-то еще про все его секреты.
Мадрак встает, покручивает в руке посох.
— Я не боюсь тебя, Анубис. Во всех краях сражался я, во всех местах, где может человек воспринять Слово. Многих отправил я в этот Дом, а сам пришел сюда как победитель, а не как жертва.
— Давным-давно был ты побежден, Мадрак, и только сейчас понял это.
— Молчать, собака! Ты разговариваешь с тем, кто держит твою жизнь в своих руках.
— А ты — с тем, кто держит в своих руках твое будущее.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сказал, что Сет опять отправился на битву с Безымянным?
— Да, это правда. А когда Безымянное будет уничтожено, наступит тысячелетнее царство.
— Ха! Побереги свою метафизику, проповедник. Ответь мне про другое, и я скажу тебе кое-что и в самом деле очень хорошее.
— Про что тебе ответить?
Анубис шагает вперед, высохшая рука болтается сбоку.
— Что там с рукавицей мощи?
— А! — говорит Мадрак, вытаскивая рукавицу из-под темных своих одежд и натягивая ее на правую руку. — Когда я добыл ее, я подумал, что с ее помощью целые миры могут быть завоеваны для веры.
Она доходит ему уже до локтя, до плеча.
— Я не знал, что Вэйким — это Сет. Меня подмывало оставить ее себе. И я подменил ее своей собственной саморастущей рукавицей. Кое-где в Срединных Мирах это достаточно обычный доспех — в отличие от этой, которая наделяет, кажется, немыслимой силой.
Рукавица расходится у него на груди, по спине.
— Мне хочется расцеловать твои жирные щеки! — говорит Анубис. — Ибо теперь у Сета почти нет шансов против Безымянного. И с самого начала планировал ты это предательство! Не думал я, что ты настолько ушлый, папаша!
— Мною пользовались, меня искушали…
— Но больше пользоваться тобою не будут. О нет! Отныне ты носишь рукавицу, и я предлагаю тебе союз…
— Осади, собака! Ты не лучше всех остальных! У меня оказалось кое-что тебе нужное, и ты готов лизать мне задницу. Ну нет! Что бы ни свершил я своей вновь обретенной силой, все это будет только для одного-единственного человека — для меня самого!