Мишель
Шрифт:
Кристофер встаёт совсем близко со мной.
– М-м-м… как ты пахнешь, – улыбается он и гладит мои волосы.
– Да, да. – Бросив на Кристофера быстрый взгляд, прохожу мимо.
Я делаю вид, будто тороплюсь, будто учёба для меня важнее, чем завтрак вместе с Кристофером, а это не так. Я хочу поесть с этим мужчиной, но не потому что безумно голодна (а я безумно голодна), по другой причине, которую всеми силами стараюсь скрывать от себя самой. Кристофер не должен догадаться, что теперь я буду думать только о нём, как провела чудесный вечер с ним и лучшую ночь. Сутками напролёт я буду вспоминать все детали нашей
Накинув пальто, выхожу из дома, не дожидаясь Кристофера. Встаю у задней двери автомобиля – лучше сяду назад. Но Кристофер, прикинувшись дураком, открывает для меня переднюю дверь. Я сердито смотрю на него. А он невозмутимо отворачивается, садится за руль, затем успешно проходит тест на алкоголь. Мы выезжаем.
Хочется поинтересоваться у Кристофера про вчерашнее, но тогда он спросит меня о том же самом, и я окажусь в затруднительном положении, потому что мне всё очень понравилось. Нужно соврать Кристоферу, сказать, что я так сильно напилась, что перепутала его со своим молодым человеком или вообще мужем. И попросить Кристофера оставить всё в тайне. Но есть одна большая загвоздка – Кристофер у меня первый. Как я это объясню? Получается до этого мои отношения с кем-то были скромными. Да, Кристофер не поверит мне, но, может быть, ни о чём не станет спрашивать. Попробовать что ли?
– Кристофер, я перепутала…
– Что перепутала? – Кристофер обворожительно смотрит на меня. Вот как ему тут соврёшь?!
– Перепутала… какой сегодня день… Не важно…
– Какие ощущения?
Зря я открыла рот.
– Ой, отличные. А у тебя?
– Тоже отличные, всё было круто, – врёт и не краснеет Кристофер.
Отняв от руля правую руку, он кладёт её поверх моих рук, лежащих на коленях, и гладит костяшки моих пальцев. Мой пульс мгновенно учащается. Я едва сдерживаюсь, чтобы не кинуться на Кристофера, как ночью, и горячо не поцеловать его, но тогда мы куда-нибудь врежемся.
– Музыку? – спасает нас Кристофер.
– Давай.
Музыка отвлечёт меня. Я смотрю в окно, только не на Кристофера. Он – запретный мужчина для меня, но очень соблазнительный.
В динамиках зазвучала знакомая песня.
– Под которую вчера танцевали? – интересуюсь я.
– Да, но это инструментальная версия. Думаю, поставить под неё танцевальный номер.
– Скинь мне, я буду слушать… в смысле как-нибудь послушаю…
Кристофер кивает.
Через 20 минут седан плавно останавливается напротив колледжа.
– Когда у тебя заканчиваются занятия? – пытается выведать Кристофер, сердит меня.
– А что?
– Пообедаем вместе?
Из вежливости хочет накормить меня. Ну, пускай успокоит свою совесть, а то ведь не отвяжется.
– В час.
– Хорошо, тогда до встречи.
– Да.
Краем глаза замечаю, что Кристофер тянется ко мне, чтобы обнять, а может ещё и поцеловать. Что делать?! Он не мой мужчина! Я судорожно целую пальцы своей руки, и касаюсь ими губ Кристофера. От волны смущения я не способна смотреть ему в глаза. Он нарочно не открыл дверь автоматически, суетливо делаю это сама. Вот уже собираюсь выпорхнуть из автомобиля, но я не отстегнулась от ремня безопасности, он удерживает меня. Судорожно запускаю руки в замок, открыть не получается, пальцы скользят. На выручку приходит Кристофер. Он ловко нажимает на красную пластиковую кнопку, освобождая меня. Представляю, какое жалкое зрелище я здесь устроила. Скрываюсь от Кристофера в дверях колледжа. Теперь можно расслабиться.
Прокрадываюсь в аудиторию. Преподаватель истории Леон Мартинес смотрит на меня ястребиным взглядом. Я сглатываю.
– Извините, – роняю я и, осмелев, иду на место рядом с Беллой.
– Мишель Ру, верно? Вам не давали разрешения сесть. Почему вы опаздываете? Почему вы прогуливаете занятия?
Я замираю, будто поражённая лучом холода.
– Лекции для свободного посещения, – холодно отвечаю я. – А раз я опоздала, значит на то была веская причина.
– И какая же?
Проглотив язык, я растерянно моргаю, пока ответ не приходит в голову:
– Я позже вам всё скажу.
К концу пары мы с Беллой придумаем отговорку.
– Хм, Мишель, вы не посещаете лекции, потому что прекрасно знаете предмет? Что ж я готов, не откладывая дел в долгий ящик, оценить вас прямо сейчас.
На губах преподавателя играет усмешка:
– Прошу к доске. Блесните на сегодняшнем семинаре.
– Что рассказать? – от моего вопроса одногруппники пускают первые смешки.
– Начало войны, её ход и развитие, – ухмыляется Леон.
Я в розовом вечернем платье встаю у кафедры совершенно неподготовленная.
– Ну?! – преподаватель быстро теряет терпение. Он попытается меня проучить, чтобы другим неповадно было, чтобы другие не смели относиться к его предмету пренебрежительно.
Я оглядываю аудиторию. В первом ряду Жан шевелит губами, что-то подсказывая. Встревоженная Белла не знает, как мне помочь с последней парты. Криво улыбаясь, Луиза и её гадкие подруги предвосхищают мой провал. Один из парней снимает всё на телефон.
– Между прочем, на лекциях я уже разобрал ряд ключевых вопросов, которые войдут в билеты, но вам, видимо, плевать на историю, ведь вы то оказались тут, в настоящем. Живёте здесь и сейчас, да?
– Мне не плевать! – огрызаюсь я, озлобившись. Нервы шалят, но нужно взять себя в руки.
После гулянки ум вялый. Потуги что-то вспомнить, что-то осмыслить, ни к чему не приводят.
– Садитесь вы – Пус… тая ваша голова!
Аудитория вместо того чтобы рассмеяться, напряжённо затаила дыхание – Леон едва не оскорбил меня.
Чувство публичного унижения вдруг провоцирует мою память невероятным образом, я вспоминаю всё и сразу: школьные уроки истории, главы учебников, документальные и художественные фильмы, обрывки передач и ток-шоу с военными экспертами, индивидуальное занятие с Жаном. Огромный поток знаний вихрем проносятся в моём мозгу, затем из множества информации рождается упорядоченный, стройный ответ.
– С вами всё в порядке? – Леон изображает на лице тревогу.
Видимо, у меня тряслась голова, и преподаватель решил, что я вот-вот упаду в обморок.
– Да, я готова отвечать, – говорю я звенящим, чужим голосом.
Хмыкнув, Леон качает головой. Он ничуточки в меня в не верит.
– Вперёд.
Я начинаю с рассказа об уникальной сыворотке Генетика, усилившей граждан Генезии и мобилизовавшей их организмы под наиболее агрессивную внешнюю среду: под войну. Плата за это была высокой: годы жизни.