Мишень для сердечных ударов
Шрифт:
«Мне кажется, обе мои личности пребывают в конфликте. Вечером, когда первая, светлая, пыталась образумить вторую, темную, и заставить признаться, куда она закопала тело Ирунчика, темная сначала пыталась сварить меня в ванной, а когда это не удалось, все-таки вылила на меня кофе. Глупая цыганка на улице сказала, что это все делает дух Ирины, но я-то знаю, что это не так, что это – война противоречий моей тонко организованной натуры», – набила я текст в дневнике.
Сейчас я не стремилась дать ему ключ, который помог бы понять причину его несчастий, даже если эта причина была бредовой по своей
Утром меня разбудил уже привычный вопль Сергея. Пока я спала, он решил помыть голову. Оставленный на пять минут в волосах шампунь, приготовленный по моему особому рецепту, сделал свое черное дело. Когда я забежала в ванную комнату, абсолютно голый Седых с ужасом смотрел на свои руки, в каждой из которых было зажато по пучку его некогда роскошных черных волос. Я как могла постаралась его успокоить, помогла смыть остатки шампуня и волос, причесала перед зеркалом. Депилятор, естественно, не мог уничтожить всю растительность на его голове, результатом воздействия явилось лишь небольшое, но вполне заметное прореживание.
– Это у тебя на нервной почве, – констатировала я, – ни один здоровый человек не выдержит психической нагрузки, которую ты испытываешь. Еще бы, две души в одном теле! Это и двойной стресс, и двойные нагрузки, и двойные переживания. После вчерашнего со мной бы и не такое стряслось. Ты бы видел, как вырывал сам у себя чашку и медленно выливал себе на колени!
– У чашки отвалилась ручка, – поправил он меня.
– Это потом, – согласилась я, – когда ты отбросил ее на пол.
– Да? – озадаченно поднял он глаза. – А я вчера писал что-нибудь?
– За компьютером сидел, – равнодушно ответила я, – а писал или в стрелялки играл, я не знаю.
Пока Сергей читал свои-мои записи, я приготовила завтрак. От вчерашних отбивных не осталось и следа, пришлось разогревать в микроволновке купленную вчера же и спрятанную от голодных глаз Сергея пиццу.
– Слушай, а может так быть, – поинтересовался он, давясь пиццей, – что был человек, и вдруг его нет?
– Конечно, – подтвердила я, – смерть – закономерный итог жизни.
– Я не про смерть. Вот я точно помню, что у меня был приятель, еще со школы дружили. Институты закончили разные, он – нотариус, но связь не потеряли. И вдруг он пропал. Как это?
– Не знаю, – отмахнулась я. – Что ты привязался? Похитили, убили, уехал, посадили, мало ли что!
– Посадили вместе с любовницей и еще одной теткой? Они все трое пропали!
– Ну, если пропали все трое, тогда дело серьезное, – ответила я, – тогда это опять твое второе «я» дурит. Ты с ним построже, а то, может, этих людей и не было вовсе, а тебе кажется, что были. Ты домой к нему ходил? У жены спрашивал?
– Он один живет, с любовницей.
– Значит, узнай у любовницы.
– Так любовница тоже пропала!
– Иди к нему на работу.
– Боюсь, – признался он, – если его и не было, на смех поднимут. Вон, к Серафиме
– Серафима – это любовница? – проявила чудеса догадливости я.
Он не ответил, погрузился в раздумья.
– Ну, не знаю, чем тебе помочь, – развела я руками, – поспрашивай старых товарищей, полистай последние фотографии. Может, что-то и вспомнишь.
Фотоальбом я подменила на новый несколько дней назад. Сейчас Сергей был слишком погружен в свои мысли, чтобы быстро отреагировать на мое предложение. Но фраза о фотографиях должна была отложиться у него в голове.
Я слышала, как несколько минут спустя он протопал в комнату и открыл дверцу шкафа, где хранился альбом. Потом все стихло. Меня просто раздирало любопытство, так хотелось посмотреть на его физиономию. Но я набралась терпения и стала ждать. Через какое-то время он тихонечко заглянул на кухню.
– Ира?
– Чего, варанчик?
– Мы с тобой раньше не были знакомы?
– Раньше? Нет. Мы познакомились не так уж давно, – неопределенно ответила я.
– Ты что-то рассказывала про своего мужа. Он жив?
Считаешь, настало время прямых вопросов? Ну, уж, нет, это мы прибережем напоследок.
– А ты как считаешь? Никто не может ответить точно, на каком свете находится в данный момент. Ни ты, ни я.
Я повернулась и в упор посмотрела ему в глаза. Кажется, он испугался. Побледнел, схватился рукой за сердце, потом за живот, ойкнул и нырнул в туалет. Кажется, это называется медвежья болезнь. Когда я в подростковом возрасте прыгала с парашютом, инструктор объяснял нам природу этой болезни. Оказывается, при приближении опасности наш организм инстинктивно пытается освободить кишечник и мочевой пузырь от наполнения, сами подумайте, какая емкость быстрее лопнет, надутая или пустая и расслабленная? Инстинкт этот возник у первобытного человека, тогда опасность ассоциировалась с ударом: медвежьей ли лапы или падением с высоты. Сейчас человек стал более истеричен, а организм его тупо запомнил: страшно – беги в кусты. Судя по скорости исчезновения Сергея в туалете, ему стало страшно.
Пока он скрывался за тонкой фанерной дверью, я успела легко поменять альбомы. Сергей как смотрел его, так и оставил на полу, раскрытым на последней странице. Убеждать его стопроцентно, что я – его жена, было нецелесообразно. Пусть считает, что у него действительно не все в порядке с головой.
– Животик прихватило? – с состраданием в голосе спросила я, когда он вышел из туалета.
– Да, и тошнит, – признался он, все еще с опаской поглядывая на меня.
– Это от переедания. Тебе надо что-то делать с обжорством.
– Наверное, я начал есть за двоих, – признался он, – прокормить две души непросто.
– Души кормят не котлетами, – резонно возразила я и прошла в комнату. – Фотографии смотрел? И что, нашел своего товарища?
– Товарища не нашел, – бросил на меня косой взгляд Сергей, – а вот свою жену – на каждом снимке. Как ты можешь мне это объяснить? – взорвался вдруг он, поднял альбом и зашвырнул в мою сторону.
– Не буянь, – не испугалась я, – альбом порвешь. Как объяснить тебе наличие фотографий твоей жены? Очень просто. А почему, собственно, там должны быть только твои фото?