Шрифт:
Annotation
Иногда потеря работы и подруги меркнут по сравнению с плюшевым медведем, сидящим в подъезде под лестницей. Особенно, если этот медведь ест всё подряд, поглощая всё, что движется…Содержит нецензурную брань.
Александр Темной
Мишутка
Я шёл домой с работы уставший и злой. Наверное, даже собаки такими злыми не бывают. И почему люди говорят: «Злой, как собака»? Нужно говорить: «Злой, как продавец мебели»! Тогда это
И какого чёрта я устроился продавцом в этот магазин? «Диваны от Регины»… Более дурацкого названия и придумать нельзя. Раньше магазин назывался «Пик мебелизма». По-моему, звучит более красиво, по-мужски и с юмором, хотя я могу ошибаться. Когда-то хозяином магазина был Михаил Николаевич Пикалов. Это он принимал меня на работу, когда я пришёл из армии. Я не всегда был продавцом. Сначала он взял меня простым охранником с функциями экспедитора и сборщика. Увы, такое в наше время бывает.
Мне было трудно сидеть в углу и смотреть на посетителей, и я начал рассказывать им про мебель, всё, что знаю, когда другие продавцы были заняты. Хотя меня никто никогда об этом не просил, но чем-то мне нужно было занять себя, чтобы скучно не было, да?
Михаил Николаевич как-то зашёл в магазин после шести вечера, когда был наплыв покупателей и увидел, как я с умным видом зачёсываю молоденькой девушке про диваны, показываю, как они легко разбираются, и пригласил меня в свой кабинет. Я думал, что он меня уволит, но он предложил мне работать продавцом, а Надьку – подружку моей Машки – он уволил. Кстати, это она мне посоветовала устроиться на работу в магазин. Сам бы не допёр, да и знакомых, кроме Надьки, у меня в магазинах не было.
Понятное дело, я согласился работать продавцом. К тому же, общаться с людьми мне всегда нравилось. А если уж за это деньги платят…
А Михаил Николаевич был настоящим мужиком и директором он был отличным. Хотя, с его внешностью нужно было в боевиках сниматься, а не заниматься бизнесом. Он был двухметровым широкоплечим амбалом с волевым лицом. Очень любил женщин и выпивку. Я даже не знаю, что он любил больше, но вот выпивка его сгубила. В прошлом год, перед первомайскими праздниками, он как следует накатил со своим замом Васей, и они поехали на природу. Конечно, до природы они так и не доехали. Я, конечно, не знаю, как там всё было, но в газетах читал, что джип Николаевича где-то на загородном шоссе вылетел на встречную полосу и протаранил фуру. Разумеется, Михаил Николаевич и Вася погибли на месте. В новостях потом дня два показывали искореженную машину Пикалова и спасателей, извлекающих из груды обломков куски мяса. Страшное зрелище!
После смерти супруга и его компаньона весь бизнес подгребла под себя его жена, стареющая еврейка Регина Абрамовна. Глядя на неё, я понимаю, почему Николаевич ей изменял с молоденькими продавщицами и с проститутками. Я бы и сам такой изменял: полная, рыхлая, с вечно недовольным лицом, в очках, похожих на бинокль. Она мне всегда напоминала Нину Васильевну, которая учила меня математике с шестого по девятый классы. Это из-за неё я так математику ненавижу. И одевается Регина также безвкусно: как та математичка, всегда ходит в каких-то парашютообразных юбках, деревенских кофточках, может и цветастый платок на плечи накинуть… Тьфу!
Переименование магазина в «Диваны от Регины» – полбеды, с этим можно смириться. Но Регина уволила всех симпатичных продавщиц, заменив их прыщавыми толстухами. Она уволила даже тех, с кем её муж не спал. Но меня она почему-то оставила, хотя оклад понизила на тысячу рублей. Но я не унывал. Когда я ещё найду работу в пяти минутах ходьбы от дома? Да никогда!
Списав всё происходящее на стервозность Регины, я продолжал работать. Тогда мне было безразлично, как называется магазин, страшные в нём продавчихи или красавицы… А от тысячи рублей мне не тепло и не холодно.
Всё шло хорошо, может даже лучше, чем при Михаиле Николаевиче, но я стал замечать на себе пристальное внимание Регины. Когда я общался с клиентами, она всегда стояла где-то в сторонке и с улыбкой смотрела на меня. Глаза её, увеличенные толстыми линзами очков до невероятных размеров, как-то нездорово блестели. Иногда она проходила мимо меня и я чувствовал, как её руки «случайно» касаются моих ягодиц. Мне было от этого как-то не по себе. Да, я понял бы, если бы это делали страшилки-продавчихи. Они-то хоть молодые, но эта старая фурия…
А сегодня в обед она отправила «погулять» продавщиц, закрыла дверь на ключ, повесила на двери табличку «учёт», чего Михаил Николаевич никогда не делал, и стала приставать ко мне. Намотав на свою пухлую руку мой галстук, она толкнула меня на двуспальную кровать, а потом прыгнула на меня сверху. И слава Богу, что кровать сломалась. Это дало мне возможность вскочить на ноги и выбежать из магазина.
Сначала я хотел уйти домой и больше никогда в этот магазин не возвращаться, но потом я подумал, что нужно сначала найти другую работу, а уж потом уходить. Так и не дойдя до дома, я развернулся и вернулся в магазин. Регина смотрела на меня, как на врага народа. После того, как я починил кровать, взгляд её потеплел. Чтобы хоть как-то сгладить положение, я написал от руки записку, отнёс в кабинет Регины и положил ей на стол. В записке я написал:
«Регина Абрамовна! Я понимаю, как Вам тяжело без Михаила Николаевича. Я был бы рад вам чем-нибудь помочь, но, к сожалению, не могу, ибо сердце моё занято. Я уже третий год живу с одной девушкой, на которой хочу в ближайшее время жениться. Я так её люблю, что на других дам я даже смотреть не могу! С другими женщинами у меня просто ничего не получится.
С уважением Роман Кадочников».
По-моему, неплохо получилось. Просто, понятно и интеллигентно. В общем, отшил я её. Хоть я и раньше отшивал девчонок, но никогда не чувствовал такого облегчения. Будто камень с души свалился. Мне было хорошо. Главное – я сам собой гордился. Я даже своей подруге Машке так красиво не смог бы написать, да и зачем?
Вечером, когда я собрался домой, Регина подошла ко мне и, скрестив руки под своими отвисшими грудями, сказала:
– Прочитала я твоё письмецо, и вот, что я тебе скажу: увольняйся по собственному желанию. Мне не нужны продавцы-мужчины, у которых на меня не стоит…
Стоящая рядом продавец Наташа прыснула в кулачок и выскочила за дверь. Краска стыда залила моё лицо. Я почувствовал, как горят щёки и уши. Сжав кулаки, я подумал, что с удовольствием дарил бы кулаком по этой заплывшей жиром роже. Я бы хотел посмотреть, как она удивится и испугается, когда мой кулак врежется в рыхлый подбородок, как слетят очки и упадут на пол. А я бы растоптал их каблуком ботинка. Потом я бы рассмеялся ей в лицо…