Мисо-суп

Мураками Рю

В этих фонарях мне чудилось что-то очень доброе и милое, видимо, за эту ночь я пресытился флуоресцентным освещением. У самой реки, неподалеку от нас, несколько мужчин, судя по виду рабочих из провинции, приехавших на заработки в столицу, сидели кружком и выпивали. Вначале они развели костер, но тут же к ним подошли двое полицейских и потребовали костер потушить. Мужички не стали спорить и, оставшись без огня, грелись алкоголем. В ночное небо то и дело взлетали стайки голубей. На самой середине реки на воде покачивалось белое пятно, и я решил, что это, наверное, чайка.

— У нас еще куча времени, — сказал я Фрэнку.

— Я привык ждать, — ответил мне Фрэнк, поправляя галстук-бабочку.

Время шло, ночь надвигалась,

но над рекой все так же дул слабый теплый ветерок. Гораздо теплее, чем вчера и даже позавчера. Фрэнк, сидя рядом со мной, все это время наблюдал, как рабочие объясняются с полицейскими. Те в целом вели себя по-человечески. После того как инцидент с костром был исчерпан, они уселись рядом с рабочими и принялись болтать о том о сем: «Откуда приехали?», «почему не вернулись на Новый год домой?» — и все в таком роде. Рабочие были из северо-восточных префектур. Они объяснили полицейским, что не смогли купить билеты на сегодня и поэтому нынешнюю ночь собираются переночевать здесь, а завтра поедут домой, к своим.

Постепенно к мосту начали подходить люди. В основном молодежь — кто парочками, кто компанией. Некоторые парочки сразу же доставали термосы с кофе и бутерброды и принимались за еду, другие — поромантичней — стояли полуобнявшись и слушали один плеер на двоих. Некоторые отчаянно махали руками изредка проплывавшим под мостом корабликам. Я подумал, что большинство из них узнали о существовании этого моста из того же журнальчика, что и мы с Джун. Джун, кстати, до сих пор так и не появилась.

Полицейские попрощались с рабочими и двинулись в нашу сторону. Я прекрасно понимал, что так как об убийстве в клубе еще никому неизвестно, то полицейские, конечно же, не могут нас арестовать, но тем не менее вид двух приближающихся парней с резиновыми дубинками и в полицейской форме меня довольно сильно напряг. Фрэнку, похоже, было все равно.

— Добрый вечер, — поздоровался со мной старший полицейский.

— Добрый, — ответил я.

Фрэнк вместо приветствия поклонился, но так как он сидел, то это вышло похоже на кивок. Тем не менее этот неловкий жест как бы свидетельствовал об искреннем уважении, которое Фрэнк питает к японской культуре.

— Надо же, иностранец. Тоже колокол слушать пришли? — спросил полицейский.

— Да, — ответил я.

— Сегодня, наверное, мало народу будет. Но вы все равно следите, чтобы у вас из карманов ничего не повытаскивали.

Я перевел это предупреждение Фрэнку, и он еще раз поклонился и поблагодарил полицейского по-японски: «Аригато гозаймас». Полицейские заулыбались и ушли в темноту.

— Какие милые, — пробормотал Фрэнк себе под нос, глядя вслед удаляющимся полицейским.

Народ прибывал. Мы с Фрэнком поднялись со скамейки и пошли к мосту. Неподалеку от опоры сидел бомж. Он сидел на картонке, а сбоку от него стояла детская коляска, набитая его пожитками. В воздухе чувствовался характерный тяжелый запах. Мы прошли мимо бомжа и, прислонившись к опоре, стали ждать.

— Интересно, — сказал Фрэнк, — кто приносит обществу больше вреда: я или такой вот бомж?

— А что, на твой взгляд, отдельные люди могут принести обществу какой-то ощутимый вред?

— Конечно, — сказал Фрэнк, не сводя взгляда с бомжа. — Я же приношу. Я как вирус. Ты ведь знаешь, что вирусов, которые вызывают у людей тяжелые заболевания, на самом деле очень мало. А все остальные безобидные вирусы, которых огромное количество, существуют для того только, чтобы провоцировать мутации и все время поддерживать разнообразие живых форм. Понимаешь? Я кучу книг прочитал про вирусы — я же почти не сплю, так что времени на чтение у меня всегда предостаточно. Так вот, я понял одну вещь: если бы на Земле не было вирусов, то и людей бы тоже никогда не было. Вирусы проникают в гены и изменяют генную информацию, ты слышал об этом? Кто знает, может быть, через многие годы выяснится, что вирус, вызывающий СПИД, на самом деле изменил наш генный код таким образом, чтобы человечество в будущем не исчезло как вид… Вот и я тоже сознательно совершаю убийства и намеренно пугаю окружающих, для того чтобы заставить их переосмыслить свое существование. Поэтому мне кажется, что такие, как я, нужны этому миру. А такие, как он, ты думаешь, нужны? — Фрэнк кивнул в сторону бомжа.

Бомж неподвижно восседал на своей картонке. Народ плотно толпился на самом мосту и на подходах к нему, но вокруг бомжа все время оставалось свободное пространство.

— Не надо думать, что таким, как он, наплевать на свою жизнь. Единственное, на что им наплевать, — это на других людей. В нищих странах, например, есть беженцы, но бомжей там нет. В некотором смысле бомжам живется гораздо легче, чем всем остальным. Если ты не принимаешь общество, то ты должен покинуть его, должен жить за его пределами. Ты обязан рисковать. По крайней мере я всю свою жизнь прожил именно так. А они даже не способны на преступление, они только небо коптят. И я живу для того, чтобы убивать таких вот выродков, — Фрэнк произнес все это очень медленно, тщательно выговаривая слова, чтобы я его понял. Это звучало довольно убедительно, но тем не менее я не мог до конца с ним согласиться. Мне очень хотелось спросить его насчет школьницы, которую он разрезал на куски. Она, что ли, тоже была выродком? Но у меня не хватило на это смелости.

Но тут Фрэнк, который уже забыл о бомже и смотрел в сторону парка, сказал: — Она уже здесь.

У меня бешено заколотилось сердце. Джун сидела в парке на скамейке и глядела в нашу сторону. Заметив, что мы смотрим на нее, она поспешно отвернулась и уставилась куда-то себе под ноги. Как-то все очень глупо получилось, и теперь она не знала, что делать. В этот момент я пожалел о том, что попросил ее прийти сюда и понаблюдать за нами. И вовсе не потому, что Фрэнк, как выяснилось, знал Джун в лицо. Об этом я и сам должен был догадаться. Но дело не в этом. Просто я взглянул на Джун, и мне стало совестно. Как я мог попросить ее, такую маленькую и нежную, прийти на встречу с этим монстром?

Джун была олицетворением всего того, чем я жил, пока в моей жизни не появился Фрэнк. Между этой девушкой и мной теперешним, можно сказать, разверзлась пропасть. Я должен был сам решать свои проблемы, чего бы мне это ни стоило. Было ужасной ошибкой впутывать Джун в эту историю. «Я должен ее защитить!» — в отчаянии подумал я. И эта мысль принесла мне неожиданное освобождение. Я больше не зависел от Фрэнка. Злой дух был изгнан. Все встало на свои места. Я моментально осознал, что именно в его недавних рассуждениях вызвало во мне внутренний протест. «Он не вправе самолично решать, кто выродок, а кто нет. Никто этого не знает», — подумал я.

— Никто не знает, а я знаю, Кенжи, — сказал Фрэнк, и я оцепенел от ужаса.

Фрэнк продолжал:

— Иногда я читаю чужие мысли. Но, конечно же, не всегда. Потому что, если делать это все время, то можно очень быстро сойти с ума. Ты ведь даже не подозреваешь, Кенжи, какое невероятное напряжение и сосредоточенность нужны для того, чтобы убить человека. Чувства должны быть отточенными, как бритва, иначе ты не сможешь уловить сигналы, которые передает тебе человек. Эти сигналы — результат пульсации крови. Медленное кровообращение в мозгу — один из признаков вырождения. Сами того не замечая, эти люди посылают мне сигнал: «УБЕЙ». И поэтому я убиваю. А тебя, Кенжи, я не убью. И подружку твою тоже не трону. Ты ведь мой единственный друг. В Японии, в мире, да где хочешь. Нет у меня больше никаких друзей. Так что ты теперь свободен. Можешь идти к своей подружке. Я и так тебе очень благодарен за то, что ты меня сюда привел. Этого для меня вполне достаточно. Так что давай иди уже, а я поищу какое-нибудь укромное местечко, чтобы насладиться колоколом в одиночестве. — И Фрэнк кивнул в сторону