Миссис Бреникен
Шрифт:
Меня тронуло внимание, проявленное Годфри. Он собрал букет полевых цветов, что растут между куртинами спинифекса, и преподнес мне его с таким чувством и сказал при этом такие нежные слова, что у меня на глаза навернулись слезы. Я обняла и поцеловала моего Годфри… Отчего-то мне вновь пришла в голову мысль, что моему Уотику было бы сейчас столько же лет и он был бы таким же, как Годфри?…
Джейн находилась рядом. Видя эту сцену, она очень разволновалась и побледнела. Я испугалась, как бы бедняжка не упала в обморок. Но ей удалось справиться с собой, и муж увел ее. Я не смела ему помешать.
Мы возобновили путь в тот же день, в четыре часа вечера. Погода была пасмурной, жара немного уменьшилась. Верблюды, достаточно отдохнувшие, шли гораздо быстрее. Пришлось их даже сдерживать, чтобы пешие поспевали за ними.
15 января.
В течение нескольких дней караван двигался довольно быстро. Еще два или три раза пролили обильные дожди, и мы снова пополнили свои питьевые запасы. Когда речь идет о путешествии в глубь этих пустынь, проблема воды становится самой важной и самой пугающей из всех проблем. Она заботит постоянно. Похоже, колодцев на нашем маршруте действительно мало, что было установлено полковником Уорбертоном во время его похода, закончившегося у западной границы Земли Тасмана.
Теперь мы живем исключительно на припасах. Охотой их уже не сэкономишь: дичь не водится в этих угрюмых пустынных краях. Здесь можно встретить разве что стаи голубей, но к ним не приблизишься: они отдыхают между куртинами спинифекса после долгого полета, когда не имеют сил лететь дальше.
То тут, то там, затерянные среди бескрайних равнин, порхают воробышки, но тех усилий, которые нужно приложить, чтобы поймать их, они не стоят. Ну и ладно, провизии нам хватит на много месяцев — в этом отношении я спокойна. Зак Френ внимательно следит за тем, чтобы консервы, мука, чай, кофе расходовались с умом и распределялись поровну. Мы все подчиняемся общему порядку. Исключений нет ни для кого. Черные конвойные не могут пожаловаться, что белые находятся в лучших условиях, чем они.
По-прежнему мириады термитов мучают нас в часы привалов. Что касается москитов, то для них здесь слишком сухо. «Они вновь появятся во влажных местах», — сказал Том Марикс. Ну что ж, укусы этих кровососов не слишком дорогая цена за воду, которая их привлекает.
Днем 23 января караван достиг Мэри-Спрингс, что в девятистах милях от Уотерлу. Здесь мы увидели группку хиреющих деревец. Это были эвкалипты, высосавшие всю влагу из земли и уже наполовину засохшие. «Листья у них висят, словно пересохшие от жажды языки»,— сказал Годфри. Очень точное сравнение.
По всему видно, что этот парнишка, пылкий и решительный, отнюдь не утратил свойственной его летам веселости. Тяготы не вредят здоровью Годфри — чего я опасалась, поскольку он вступил в подростковый возраст. Ах, как же он похож на моего дорогого Джона! Тот же взгляд, когда глаза его устремлены на меня, та же манера говорить, выражать свои мысли… Однажды мне захотелось обратить внимание Лена Баркера на эту особенность.
— Да нет же, Долли,— отвечал он мне.— Уверяю вас, я никакого сходства не нахожу. По-моему, оно существует исключительно в вашем воображении. Но это в конце концов не столь важно, и, если вы по этой причине испытываете интерес к мальчику…
— Нет, Лен, я прониклась горячей симпатией к Годфри, когда увидела, с какой страстью он относится к тому, что составляет цель моей жизни: отыскать и спасти Джона. Он умолял меня разрешить ему участвовать в экспедиции, и я, растроганная его настойчивостью, согласилась. И потом, это один из моих детей из Сан-Диего, один из тех несчастных сирот, что выросли в Уот-хаус. Годфри словно родной брат моего Уота…
— Знаю, Долли, знаю,— отвечал Лен Баркер,— и я вас в какой-то степени понимаю. И пусть небо сделает так, чтобы вам не пришлось раскаиваться в поступке, продиктованном более чувствами, нежели разумом.
— Не нравится мне, когда вы так говорите, Лен Баркер,— резко сказала я.— Меня обижают подобные замечания. В чем вы можете упрекнуть Годфри?
— О! Ни в чем… пока ни в чем. Но кто знает, может быть, потом он захочет злоупотребить вашей слишком выраженной к нему любовью? Подкидыш… Неизвестно, кто он такой, чья кровь течет в его жилах…
— Кровь мужественных и честных людей, ручаюсь вам! — воскликнула я.— На «Брисбене» его все любили, от начальников до товарищей, и, как сказал мне капитан, Годфри не получал ни одного нарекания! Зак Френ, который в этих делах кое-что смыслит, прекрасного мнения о мальчике! Скажите мне, Лен, почему вы не любите этого ребенка?
— Я?… Да я никак к нему не отношусь!… Он мне безразличен, только и всего. Что касается дружбы, то не в моих правилах дарить ее первому встречному; я думаю только о Джоне, о том, как вырвать его из рук аборигенов…
Если Лен Баркер хотел упрекнуть меня, то его упреки необоснованны. Я не забыла мужа, я просто счастлива мыслью, что Годфри вместе со мной приложит усилия к его спасению. Уверена, Джону понравится мой приемный сын, он полюбит его всей душой.
Когда я передала этот разговор Джейн, бедняжка понурила голову и ничего не сказала. Мне понятна ее сдержанность: так ей велит долг. Она не хочет, не может хулить своего супруга.
29 января.
Мы пришли на берег небольшого озера, похожего на лагуну. Том Марикс решил, что это Лейк-Уайт, «белое озеро», еще один остаток внутреннего моря, делившего некогда Австралию на два больших острова. Озеро оправдывает свое название, поскольку вместо испарившейся воды его дно покрывает соляной пласт. Зак Френ пополнил наши запасы соли, но лучше бы мы обнаружили питьевую воду.
В окрестностях полно крыс (они меньше, чем обычные крысы). Приходится оберегать себя от их нападения. Эти необычайно прожорливые звери грызут все, до чего могут добраться.
Черные конвойные, напрочь лишенные брезгливости и предрассудков белых, ухитрились изловить несколько дюжин крыс, выпотрошили, изжарили и с удовольствием съели их отвратительное мясо. Нет, нужно просто умирать с голоду, чтобы решиться отведать эдакой пищи. Не дай, Господи, нам дойти до такого!
На протяжении последних двадцати миль местность постепенно менялась. Куртины спинифекса сделались менее густыми — эта скудная растительность понемногу исчезает. Сейчас мы находимся на границе Большой Песчаной пустыни. Глядя на бескрайнюю всхолмленную равнину, покрытую красным песком, на которой нет даже следов от какого-нибудь русла, думаешь о том, что здесь, наверное, никогда, даже в зимнее время года, не бывает дождей.