Миссис Макгинти с жизнью рассталась
Шрифт:
Мисс Хорсфолл ухмыльнулась.
– «Где эти женщины сейчас?» Как же, как же.
– После таких статей к вам, наверное, приходят письма?
– Еще как приходят. Иногда думаешь: у людей других дел нет, вот они и строчат. Кто-то «своими глазами видел, как убийца Крейг шел по улице». Кто-то хочет поведать мне «историю своей жизни, такую трагическую, что и представить невозможно».
– После этой статьи вам не приходило письмо от некой миссис Макгинти из Бродхинни?
– Дорогой вы мой, разве все
– Эту могли бы и запомнить, – заметил Пуаро, – потому что через несколько дней миссис Макгинти убили.
– Ну, это уже интереснее. – Мисс Хорсфолл сразу забыла, что она торопится в Шеффилд, и уселась верхом на стул. – Макгинти… Макгинти… Да, эту фамилию я помню. Жилец чем-то шмякнул ее по голове. Как материал для статьи преступление не особо захватывающее. Сексуальной подоплеки никакой. Значит, она мне писала?
– Я предполагаю, что она писала в «Санди компэниэн».
– Это одно и то же. Передать должны были мне. Значит, убийство… и ее имя в газетах… конечно, я должна помнить… – Она задумалась. – Было письмо, только не из Бродхинни. Из Бродвея.
– Вы вспомнили?
– Ну, не на все сто… Но фамилия… Смешная, из детской игры, да? Макгинти! Да – жуткий почерк и полная безграмотность. Если бы я знала… но оно было из Бродвея.
Пуаро сказал:
– Вы же говорите, почерк был неразборчивый. Бродвей и Бродхинни – очень похоже.
– Возможно. У этих деревушек названия – одно чуднее другого, откуда мне их знать? Макгинти – да. Вспомнила, и совершенно четко. Наверное, фамилия застряла в памяти из-за убийства.
– А что было в письме, не вспомните?
– Что-то насчет фотографии. Она знала, у кого хранится напечатанная в газете фотография, и если она назовет владельца, заплатим ли мы за это и сколько?
– Вы ответили ей?
– Дорогой вы мой, у нас и без этих сведений головы пухнут. Мы посылаем стандартный ответ. Вежливо благодарим и ставим на этом точку. Но ответ мы послали в Бродвей, так что она вряд ли его получила.
«Она знала, у кого хранится фотография…»
Пуаро вспомнились услышанные на днях слова. Морин Саммерхейз походя бросила: «Конечно, она любила совать нос в чужие дела».
Миссис Макгинти совала нос в чужие дела. Честный человек, но полюбопытничать любила. А люди чего только не хранят – целые ящики завалены дурацкими, бессмысленными бумажками из прошлого. У одних на то сентиментальные причины, другие в свое время их не выкинули, а потом вообще о них забыли.
Миссис Макгинти попалась на глаза старая фотография, а потом она наткнулась на нее в «Санди компэниэн». И призадумалась – а вдруг на этом можно заработать?
Пуаро проворно поднялся на ноги.
– Спасибо, мисс Хорсфолл. Ради бога, извините, но сведения по делам, которые вы привели в статье, – они точны? Я, например, заметил, что год, когда судили Крейга, указан неверно – в действительности все случилось годом позже. Мужа Джейнис Кортленд, если не ошибаюсь, звали Херберт, а не Хуберт. А тетка Лили Гэмбол жила не в Беркшире, а в Бакингемшире.
Мисс Хорсфолл взмахнула сигаретой.
– Дорогой вы мой, кому нужна такая точность? Все это – романтическая дребедень от начала до конца. Я просто подсобрала факты и сделала из них сентиментальный отвар.
– У меня даже сложилось впечатление, что и характеры ваших героинь показаны не совсем правильно.
Памела издала звук сродни лошадиному ржанию.
– Ясно, что нет. А вы как думали? Не сомневаюсь, что Ева Кейн была отъявленной стервой, а не какой-то невинной овечкой. Что до этой дамочки Кортленд, с чего бы она стала тихо страдать целых восемь лет в обществе садиста и извращенца? Да с того, что он купался в деньгах, а у ее романтического любовника был кукиш с маслом.
– А девочка с трагическим детством, Лили Гэмбол?
– Не хотела бы я попасться под руку этой «лилии» с секачом.
Пуаро принялся загибать пальцы.
– «Они уехали из страны… отправились в Новый Свет… за границу… в один из доминионов… решили начать новую жизнь». А нет ли сведений, что кто-то из них впоследствии все-таки вернулся в Англию?
– Увы. – Мисс Хорсфолл пожала плечами. – А теперь извините, но мне пора бежать.
Вечером того же дня Пуаро позвонил Спенсу.
– А я как раз о вас думал, Пуаро. До чего-нибудь докопались? Есть хоть какая-то зацепка?
– Я навел справки, – сухо ответил Пуаро.
– И?
– Вот к какому выводу я пришел: все жители Бродхинни – исключительно милые люди.
– Как это понимать, месье Пуаро?
– Подумайте, друг мой, подумайте. «Исключительно милые люди». Никому и в голову не пришло заподозрить в убийстве кого-то из них.
Глава 9
– Все исключительно милые люди, – пробормотал Пуаро себе под нос, сворачивая в ворота дома под названием Кроссуэйз, неподалеку от станции.
Медная табличка на дверях гласила, что здесь живет доктор Рендел.
Доктор Рендел оказался крупным мужчиной лет сорока, веселого нрава. Своего гостя он приветствовал с подчеркнутой любезностью.
– Нашей скромной деревушке оказана большая честь, – сказал он. – Нас почтил вниманием великий Эркюль Пуаро.
– Будет вам, – отмахнулся Пуаро. Он был доволен. – Значит, вы обо мне слышали?
– Разумеется. Кто же о вас не слышал?
Пуаро не стал отвечать на этот вопрос – самоуважение надо беречь. И лишь вежливо заметил: