Миссия в ионическом море
Шрифт:
Более того, заморыши являлись низшей формой жизни на борту, сухопутными крысами низшего разряда, которые и пруда не видели в своей жизни, абсолютно невежественные и едва признаваемые опытными военными моряками за людей - жалкие личности, до конца дней своих приставленные к метле или швабре, и лишь изредка, и под строгим надзором, их со своими скудными силенками допускали выбирать шкоты. Однако после первого шока и ужаснейших приступов морской болезни они научились мелко нарезать говядину складным ножом и толочь ее свайкой, узнали кое-что о корабле и неимоверно воодушевлялись, когда начинали петь.
Музыкальные таланты обнаружились в самых неожиданных местах:
Пение стирало всякую разницу между мистером Парфитом с его двумя фунтами, пятью шиллингами и шестью пенсами в месяц (плюс надбавки) и неопытным моряком (один фунт, два шиллинга и шесть пенсов минус расходы на одежду). Так или иначе, в вокальном исполнении оратория "Мессия" Генделя звучала превосходно. Особое наслаждение им доставлял хор "Аллилуйя": зачастую, когда Джек помогал своим мощным басом, они исполняли этот отрывок дважды. Палуба дрожала вновь и вновь, и Джек с трепещущим сердцем распевал среди прочих.
Но большее наслаждение от музыки он получал при не столь впечатляющем исполнении, гораздо дальше на корме, в своей каюте со Стивеном, когда пение виолончели глубоко сливалось в беседе со скрипкой, иногда прямой и простой, иногда чрезвычайно запутанной, но всегда приносящей удовлетворение в произведениях Скарлатти, Гуммеля и Керубини, которые оба хорошо знали, и более осторожно и неуверенно, поскольку все еще пытались сыграться, в отрывках из рукописи, купленной Джеком у помощника лондонского Баха.
– Прошу прощения, - сказал Стивен, когда из-за качки случайно сфальшивил, сыграв до диез, на четверть тона ниже мрачного си бемоля. Они играли заключительную часть, и после короткой торжественной тишины, когда напряжение ушло, Стивен положил смычок на стол, виолончель на шкафчик и заметил: - Боюсь, я сыграл хуже, чем обычно, из-за этой непредсказуемой и беспокойной качки. Полагаю, мы повернули и теперь идем навстречу волнам.
– Возможно, - ответил Джек.
– Как тебе известно, эскадра поочередно разворачивается в конце каждой вахты, а сейчас уже за полночь. Прикончим портвейн?
– Обжорство или ненасытность - есть страшный грех, - заметил Стивен.
– Но, полагаю, без греха не может быть и прощения. Кстати, от грецких орехов ничего не осталось?
– Должно быть полным полно в шкафчике Киллика, если только он не запускал с ними своего воздушного змея. Ага, полмешка... прощение, - задумчиво произнес Джек, раскалывая в своем огромном кулаке сразу шесть штук.
– Надеюсь, Беннет обретет прощение, когда вернется. Если повезет, то присоединится к флоту завтра. Адмирал вряд ли устроит ему выволочку в воскресенье, к тому же из Палермо по-прежнему дует знатный попутный ветер.
– Это тот джентльмен, на чьем корабле служит мистер Мартин?
– Да, Гарри Беннет, до "Далтона" командовал "Тесеем". Ты ведь прекрасно знаком с ним, Стивен: он приезжал в Эшгроу-коттедж, когда ты там гостил. Образованный малый, еще читал Софи отрывок об Итонской школе и обучал мальчиков стрельбе, пока та вязала тебе
– Я помню. Беннет особенно удачно процитировал Лукреция: "suave mare magno" [21] и все такое. Так и за что ему могут устроить выволочку?
21
Suave mare magno - Suave, mari magno turbantibus aequora ventis e terra magnum alterius spectare laborem (лат.) - Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры, С твёрдой земли наблюдать за бедою, постигшей другого. Из поэмы Тита Лукреция Кара "О Природе Вещей" Книга Вторая, пер. с латинского Ф. Петровского .
– Всем известно, что он проводит в Палермо гораздо, гораздо больше времени, чем следует, из-за девчонки. Рыжей девчонки. С "Проворного" и двух продовольственных судов в понедельник видели "Бервик" стоящим на одном якоре, с поднятыми реями, готовым к отплытию. И, тем не менее, Беннет, довольный, как сам Понтий Пилат, по-прежнему разъезжает по гавани туда-сюда, в открытом экипаже с этой своей нимфой и, для приличия, какой-то древней дамой.
Пылающие волосы этой красотки ни с чем не спутать. Говорю откровенно, Стивен, мне совсем не по душе мысль о том, что хороший офицер вроде Беннета может загубить свою карьеру, зависнув в порту из-за женщины. Когда он вернется, приглашу его на ужин. Может быть, получится ему тонко намекнуть. Может быть, ты ему что-нибудь в духе классики выдашь, например, историю о том пареньке, которому так хотелось послушать пение сирен, что он привязал себя к грот-мачте, а остальным на борту пришлось заткнуть уши воском. По-моему, это как раз и произошло в здешних водах. У тебя не получится связать как-нибудь эту историю с Мессиной, с Мессинским проливом?
– Сомневаюсь, - ответил Стивен.
– Нет. Полагаю, не сможешь, - сказал Джек.
– Весьма деликатная задача, сказать нечто подобное, даже человеку, которого хорошо знаешь.
Он подумал о том времени, когда они со Стивеном боролись за достаточно непредсказуемое расположение Дианы: Джек вел себя почти так же, как сейчас ведет себя Гарри Беннет, и его дико возмущали тогда любые тактичные намеки со стороны друзей. Его глаза остановились на дорожном несессере, который она подарила Стивену: вещица уже давно была вверена Киллику, для хранения в сухости и порядке, и теперь лежала в каюте, где использовалась в качестве пюпитра, невероятно отполированного пюпитра. Свет от свечей отражался на золотых креплениях и полированном дереве с потрясающим сиянием.- Все же, надеюсь, он прибудет завтра. Псалмы, возможно, утишат резкость адмирала.Стивен вышел на кормовой балкон, где располагалась уборная, а вернувшись, заметил:- Большие стаи мигрирующих перепелов летят на север, я видел на фоне луны. Боже, пошли им попутный ветер.
Воскресное утро выдалось ясным и безоблачным, и «Бервик» был виден за много миль, левым галсом идущий к эскадре на всех парусах. Но задолго до того, как оснастили церковь, и как мистер Мартин осмотрел свой стихарь, ветер начал отклоняться к норду, и стало непонятно, стоит ли «Бервику» двигаться в том же направлении или лучше отклониться в подветренную сторону. Что же касается перепелов, то на их счет не возникло никаких сомнений. Теперь на своем неизменном пути миграции они оказались прямо против ветра, и бедные птицы, измученные ночным полетом, сотнями буквально падали на палубу корабля, настолько уставшие, что их можно было легко взять руками.