Миссия в Париже
Шрифт:
– Нет возражениев! Подгребайте до нас! – крикнул чоновец.
– Только вы пулеметом не балуйте! – попросил парламентер.
– Идите, идите! Раньше надо было бояться!
Солдаты перелезли через забор, пошли к командирской яме. Их было трое. Один, совсем молодой, возможно, подпоручик – погон не было, но следы от них на шинели остались, – нес, как знамя, привязанный к черенку лопаты кусок белой ткани. Двое других были постарше, низкорослые, широкоплечие, в одинаковых полушубках и с одинаковыми лицами. Вероятнее всего, они были братьями-близнецами.
– Здравствуйте! –
Кольцов поднялся.
– Почему полковник Сташевский не пришел? – спросил он.
– Они не смогли. Преставились.
– Та-ак! – Кольцов вспомнил: при расставании полковник сказал «прощайте». Сказано это было с такой щемящей интонацией, что Кольцов понял: уже там, в приямке, во время переговоров, полковник Сташевский принял решение покончить с собой. Кольцов даже пожалел, что не сказал тогда каких-то нужных ему в те минуты слов. Лишь с сожалением подумал: «Что будет с Россией, если она лишится таких людей?»
– Митрий Митрич был хороший командир, справедливый, не обижал солдат. А, вишь ты, все равно вас боялся, – сказал один из «близнецов».
– Что вы хотите нам сообщить? – спросил Кольцов.
– Мы маленько там у себя помитинговали, и почти все согласные насчет плена. Если по правде говорить, уже надоело воевать, – вступил в разговор второй «близнец».
– Вы что же, близнецы? – не утерпел, спросил Кольцов.
– Та какие там близнецы! Браты! Только он на три года молодее, – сказал старший, которому, видимо, и было поручено вести переговоры. – Зубаревы мы. Оба Прохоровичи. Только он Игнат, а я Савелий.
– Ну что ж, Прохоровичи! Решение разумное, – одобрил Кольцов. – А что, всех не смогли убедить?
– Которые из мужиков, те все согласные. А офицеры оказались несговорчивые. Они, вишь, царю присягу давали.
– Так царя уже давно нету.
– И мы про то же. А они – ни в какую.
– Ну и как же вы теперь?
– Та – ничего. Они тоже уже согласные.
– Постреляли, что ли?
– Та не. Они сами. Окромя двух. Те схватились за пулемет, кричат «Всех перестреляем!». Ну, пришлось! А Василий, – Савелий Прохорович указал глазами на пришедшего с ними подпоручика, – он с нами завсегда согласный.
– Меня офицеры попросили спросить, что с ними будет? – спросил Василий.
– А то же, что и с солдатами, – искренне пообещал Кольцов. – Кто согласится честно воевать, направим в воинские части. А таких, как Прохоровичи, – по домам отправим. Война кончается, без них обойдемся. Пускай внуков нянчат. Вон сколько людей война повыбила. А Россия огромная, рабочих рук всегда не хватало. А теперь – и подавно. – И добавил: – С остальными тоже разберемся. Гарантирую всем жизнь.
– На словах вроде все понятно, – подвел итог Савелий Прохорович. – А как на деле? Куда, к примеру, нести оружие, кому сдавать, и все такое?
Кольцов втайне рассчитывал на капитуляцию белогвардейцев, но за обычной рутинной суетой все организационные действия до конца не продумал. Приходилось решать все на ходу.
– Сколько вас человек? – спросил он.
– Чуть
– У меня другие сведения. Должно быть больше тысячи.
– Та откуда? – удивился старший Зубарев и обстоятельно доложил: – Там, под Александровском, когда приказ зачитывали, нас много больше было. Может, и больше тысячи. Но пока досюда добирались, кто до большевиков, до вас, извиняюсь, попал, кто до дому подался, а кто уже и здесь пострадал. На последней поверке нас было пятьсот шестьдесят четыре. Девятнадцать вы утречком из пулеметов порешили. Одиннадцать, позже, сами. Вот и считайте.
– Ну хорошо! – Кольцов переглянулся с Кирилловым. – Берите, Петр Степанович, людей, принимайте у них оружие. Ну и все остальное, подлежащее изъятию.
– Я только боюсь, как бы они не передумали, – с опаской проронил Кириллов.
– Не бойтесь! Мы тут в восемь пулеметных стволов как-нибудь за порядком присмотрим! – пообещал Кольцов и выразительно посмотрел на парламентариев.
– Напрасно сомневаетесь, – сказал старший Зубарев. – Которые в живых остались, все согласные.
– Хорошо! Возвращайтесь к своим. Подробно расскажите им о нашем разговоре, – сказал парламентерам Кольцов. – Надеюсь, обойдемся без инцидентов. Скажите всем: у кого обнаружим не сданное оружие, поступим по законам военного времени.
Парламентеры ушли.
Кольцов и все, кто его окружали, уже настолько уверовали в благополучный исход этой истории, что распрямились и уже стоя глядели вслед уходящим парламентерам. А потом и вовсе вышли из ямы наверх.
Кириллов отвел Кольцова в сторону.
– Павел Андреевич, распорядитесь перегнать наш обоз к ближнему от Мельниково туннелю. И два пулемета желательно поставить на телеги, остальные, на всякий случай, пока пусть остаются на местах. И люди мне понадобятся, человек тридцать.
– Хорошо соображаете, – Кольцов широко, по-доброму улыбнулся, может быть, впервые за все эти дни. – А я думал, вы, политработники…
– Политработник я вынужденно. В недавнем прошлом – подпольщик, затем – полевой командир.
– Сожалею, там, в Бериславе, нам как-то не довелось хорошо познакомиться. И очень рад нашей нынешней встрече. Надеюсь, сообразите, как поступать дальше.
– Да что тут соображать. Доведем до Буртов. Там – в вагоны.
– И все? – спросил Кольцов. – Неужели все так просто? А кто вам пришлет вагоны? Где вы сейчас их найдете, столько вагонов? И в какой лагерь отправите военнопленных? Кто согласится их принять? Их ведь не только охранять, но и кормить надо.
– Вот обо всем этом я как раз и хотел посоветоваться, – вымолвил Кириллов, хотя по его обескураженному виду Кольцов понял, что этот, с виду коротенький список вопросов придавил его.
– Остаетесь здесь вместо меня! – твердо сказал Кольцов. – Принимайте оружие, ведите пленных в Бурты. Я же беру с собой Бушкина и отправляюсь в Кременчуг. Попытаюсь там решить все эти головоломные вопросы. Как крайний случай – свяжусь с Харьковом.
Вместе с Кирилловым к монастырскому подворью пошли Матросов, Соколенок и Пятигорец.