Мистер Фермер. Наследие!
Шрифт:
Наблюдая за тем, как вверх по руслу горной реки, подпрыгивая и хвастаясь своей живой красотой, поднималась стая дивных рыб, воин-церкви замечает неладное. Краем глаза он видит кавалеристов и знамёна, каждое из которых воину знакомо. Синяя капля на черном полотне, без буквы «М», символизировала падение нравов и то, что кто-то стремился восстановить утраченное. Подобное знамя вызывало у инквизитора рвотные рефлексы, ибо в нем он не видел веры в Бога истинного и вездесущего, только лишь гордость и желание понапрасну проливать имперскую кровь. Идущие подчинялись богохульникам и потомкам крови Легендарной Матери Пом. Они, дети короны, шли воевать от имени Матвеемовой империи, которая сейчас официально ни с кем кроме
Верный своим убеждениям, клятве перед Богом, страной и братьями, инквизитор становится первой преградой незнакомцев перед переправой. «Любой уважающий себя воин, слуга империи и Бога, никогда не нападет на инквизитора, не представившись», — рассуждал святоша. Скинув с поседевших за прожитые годы волос белый капюшон, он кладет руку на клинок за своей спиной. Длинные кроличьи уши показались из-под ткани. Они слышали каждый из тысячи четко отбивающихся о дорогу шагов. Войско шло уверенно, в том, что никто не посмеет им препятствовать. Не страшащийся смерти, ждущий момента своего воссоединения с Ним, инквизитор подозревал командующих армией в мятеже, измене, в желании одной из «падших императриц» присвоить богатства Его, своему роду. «Через неделю, от силы две, здесь должен пройти золотой Божественный символ, за которым пойдут паломники со всей страны. А значит, войско перед ним может быть совсем не теми, за кого себя пытается выдать…» — думал он.
— Уйди с дороги, не видишь, кто идет?! — возглас одного из кавалеристов Ее величества еще сильнее насторожил инквизитора. «В грешном Вавилоне совсем забыли о приличиях?» — понимая, что конфликта не избежать, отстегнул свой меч от спины инквизитор
— Я вижу лишь то, что положено мне видеть волей Его. Именем стража церкви, я тре…
Коня стеганули, рыцарь ринулся вперёд.
— С дороги! — воскликнул всадник, попытавшись ногой толкнуть священника в сторону, сбросить с моста.
Сильная рука, что вот уже пятьдесят лет, привычно, день за днем, не пропуская тренировок, готовилась к последнему бою, хватает воина за башмак. Пальцы инквизитора с легкостью охватывают широкую лодыжку, одетую в кожаный сапог. Рывок, и кавалерист зависает в воздухе, выпустив из рук поводья вылетая из седла. Глухой удар доспехом о перила, налетчик перекувыркивается и с криком летит в реку.
— Оруженосец, если ты не поможешь своему господину, он утонет. — Глядя на молодого мальчишку, растерявшегося от происходящего, произносит инквизитор. После чего мальчик, послушно кивнув и бросив своё оружие на землю, тут же нырнул за господином. Снизу слышались крики и ругань. «Он выжил, не утонул, не сломал себе шею, а значит, Ему он еще нужен», — из-за поворота показалось еще больше знамен. Разодетые в раскрашенные боевые доспехи, в позолоте, с лучшим оружием и конями, воины демонстрировали все те излишества, которые были чужды инквизитору. Видя все это, воин церкви с тоской признал ошибочность своих прошлых суждений. Позволить себе подобную роскошь могла лишь глупая императрица Люси.
Двуручный меч, что лишь на сантиметры показался из ножен, инквизитор планирует вернуть обратно, как вдруг, спереди, виднеется вспышка, хлопок. В движении, что быстрее скорости ветра, воин-церкви, замотанный в белые ткани, тяжёлым как жизнь праведника клинком блокирует сразу три выстрела. Его приняли за разбойника, угрозу, которую инквизитор нёс всем еретикам и неверным.
Воины императрицы встали, обнажили мечи. Его попытки извиниться, объяснить свои деяния и желание защитить север, возымели обратный эффект. Его, верного Богу и стране инквизитора, назвали предателем на службе Олафа Вольфграфа, посмевшего напасть на людей Троллов. Глупцы не понимали что несут. Все и каждый на севере знали, что именно Троллы славились своей низменностью, подлостью и жаждой добраться до земель Вольфграфа.
— Глупые овцы… — понимая, что смерть по-прежнему все так же близка, воин потуже перематывает свой клинок магическими повязками, служившими ножнами и маскировкой его оружию.
«Если сейчас я кого-то убью, может начаться война между церковью и престолом, а если позволю себе просто умереть, значит остатки жизни моей будут растрачены понапрасну. Что ж, воины, я покажу вам истинную силу, покажу всё, что сам умею, в своем последнем наставлении!» Готовый умереть и отказавшийся убивать, инквизитор скидывает с плеч свой чистый, словно снег, плащ. «Через боль мы достигнем взаимопонимания!»
Броня его при пробивающихся сквозь тучи лучах переливается всеми возможными цветами радуги. Пронеся над головой клинок, воин выпускает в него ману, позволяя стали ожить, почувствовать его намерения и ответить на зов веры. Меч оживает, увеличивается в размерах, но не становится тяжелее. «Верный друг, я рад, что и сегодня ты со мной». — Чувствуя, что не один, инквизитор делает шаг вперед, принимает боевую стойку.
— Эй, церковный выблядок, какого черта ты творишь? — успев выползти из реки, на своих двоих возвращается на мост перекувырнувшийся всадник. Конь его давно ускакал, шлем потерян в реке вместе с сапогами, а сам он весь в грязи и тине. — Здохнуть хочешь? Погляди, у тебя только меч, ты один, а нас… нас тысячи!
— Со мной моя вера и молитва. — Без страха, сделав еще шаг вперед, ответил инквизитор.
— Вера? Ты совсем что ли ёбнулся?! Думаешь, молитва спасёт тебя от нашей стали, что вообще у тебя есть кроме твоей молитвы?! — еще сильнее раскричался оскорбленный лорд. Воины его все прибывали и прибывали, сейчас на старого, ушастого святошу смотрели более двух десятков огненных палок и еще столько же клинков и копий. Он должен был уже сдаться им на милость, пасть пред ним и просить у него прощения?! Перед страхом смерти он должен был вести себя так же, как и все предыдущие враги лорда, но инквизитор был не таким. И именно это заставляло аристократа пылать от гнева, беситься, ища возможности забрать жизнь у непокорного.
Смех, редкий, басистый. Смех самоуверенного человека, не боящегося ничего, стал лорду ответом. Словно огненные палки не глядят в его сторону, инквизитор опускает свой клинок, произносит:
— Глупец… ты говоришь, что у меня нет ничего кроме молитвы? Болван, мне кроме молитвы ничего больше и не надо. Если я помолюсь, если Господь мой меня услышит, упадёт не только твоя голова, но и все ваши!
Последнее слово, словно команда «фас» для ручных псов. Залпом пыхнули ружья. Но сила и скорость их пуль оказались несравнимы с той запредельной мощью, которая была дарована инквизитору его оружием. Преодолевая преграды в пространстве и времени, инквизитор двигался в десятки раз быстрее, чем летели пули. Меч его принял форму палицы, утратив острые углы. Но, несмотря на это, оставался смертельно опасным для любого не владеющего магической защитой существа. Взмахнув всего один раз, инквизитор сбросил с моста сразу десятерых. Вторым взмахом, ударом палицы, магии и ветра, ещё тридцать попадали на задницы. На ногах перед собой, инквизитор оставил лишь двоих: злословящего пустомелю лорда и его трусливого мальчишку-оруженосца.
Время вновь приняло привычный ход. Крики и стоны, доносились из под моста, из реки, тонущие звали на помощь товарищей.
— Я… я… я пойду им помогу! — С первобытным страхом на лице мальчишка-оруженосец вновь сиганул за перила и спрыгнул с моста в воду.
— Мерзкая безродная тва… — Удар в грудь, не сильный, одним лишь кулаком, усадил лорда на задницу. Броня, нагрудник, самое дорогая в его жизни, зачарованная покупка, вогнулась и приняла форму руки бившего инквизитора. Лорду стало плохо, его тошнило, но не от ран, а от того количества маны, что прошло через него при ударе.