Мистер Фермер. В объятиях тьмы!
Шрифт:
— Я же говорила тебе! — Хлопнув ладошкой о ладошку, толкнула в плечо лисицу Муррка. — Говорила, что в первый раз с Матвеемом никто не сможет долго себя сдерживать!
Тело Зуриэль, как и ноги её дрожали, но девушка, борясь с самой собой, старалась держать их раздвинутыми.
— Да ладно… так быстро?! Я разочарована. — Надувшись, шлёпнулась на пол задницей Пом. Бля, я только начал забывать о том, что на нас таращатся.
— Прости, Пом, и вы, хозяин, мне не известна эта наука, я не знаю как себя нужно вести. — Пряча лицо ладонями, стараясь спрятать печаль в своём голосе, проговорила Зуриэль.
— Ты не виновата, Зуриэль, всё хорошо, так и должно быть, а вы двое… А ну брысь из комнаты! — Гыркнул я. Крольчиха понимающе кивнула. Прихватив упершуюся рогом лису за хвост, под её жалостливое «прости», вытянула за пределы комнаты.
Мы вновь остались с Зуриэль наедине. Так должно было быть изначально, но моя привычка везде и всюду быть с этими двумя дурами, всё испортила. Я думал, они ей помогут, поддержат как-то в первый для существа раз, при этом совсем забыв об острой, совсем не следящей за своим языком Пом.
Едва взгляд мой с двери перемещается обратно на Зуриэль, как та, только-только отведя от лица руки, тут же вновь прячет ладонями свои глаза.
— Хозяин, мне стыдно.
— Мне перед тобой тоже.
— Вам нечего стыдиться.
— Значит, и тебе тогда тоже, нечего.
Наш короткий диалог вернул лицу ангела прежний, спокойный покерфэйс.
— Можем на этом закончить, если ты этого хочешь? — Не желая давить или как-то принуждать Зуриэль, предложил я.
— Если вам не нравится, то хорошо, закончим. — Глядя мне в глаза, будто я сказал, что «мне не нравится», проговорила ангел.
Ладонь моя легла на её рельефный, открытый для любых взглядов и касаний живот. Никаких жировых складок, лишь упругие, чётко прорисованные линии пресса. Мышцы живота изящными полосами шли от пупка, по животику к её рёбрам, упругой, находящейся в вечно прекрасной форме подтянутой груди. Даже глядеть на её совершенное, сильное тело доставляло удовольствие. Ещё больше кайфа я мог испытать лишь от прикосновений к ней, и той реакции, что получал в обмен на свои касания.
— Как подобное может не нравиться? — Слова сами собой вырвались из моего рта. Зуриэль улыбнулась, как-то странно поглядев на меня.
— Что?
— Я впервые вижу у вас такое выражение лица?
— Какое?
— Увлечённое. — Отвечает ангел. — Давайте сделаем это ещё раз, пожалуйста, но только без рук. Так, как это принято делать у живых.
Грудь её колыхнулась, впервые позволив эмоциями взять вверх, губами своими я коснулся ещё соска. Каждый женский вздох, каждая пережитая ангелом эмоция лишь только больше раззадоривали, и вот, уже спустя несколько мгновений, головкой члена я медленно вторгался в её пещерку. Пальцы мои вжимаются в эту упругую, не вмещающуюся даже на половину в мою ладонь грудь. Зуриэль была эмоциональна. По просьбе моей, не сдерживаясь, она громко стонала от каждого толчка, от каждой новой приближающейся кульминации восторженно кричала, прося меня входить ещё и ещё. Вся ночь в объятьях её сильных, и в тоже время нежных, пролетела, как одно чудесное мгновение. Сколько раз мы это сделали, как долго мы этим занимались — неизвестно. Я помню лишь то, что в один прекрасный момент выбился из сил, рухнул головой на её мягкую грудь, а уже в другой момент, очнулся. Я лежал в её жарких объятьях, прижатым, схваченным её руками, оплетённым ногами и спрятанным от постороннего мира её прекрасными белыми крыльями. Эта ночь, чувства, пережитые мною сегодня, ничем не отличались от первой ночи с Мурркой, когда я впервые почувствовал себя мужчиной.
— Как вы себя чувствуете? — Личика Зуриэль я не видел, лишь чувствовал, как подбородок её упирается в мою макушку.
— Хорошо, а ты?
— Это сложно описать… Возможно, фразы «На седьмом небе от счастья» или «Ради такого стоит жить», частично могут описать весь тот спектр переполняющих меня эмоций. — Хватка ангела стала чуть сильнее, голова моя глубже провалилась в её грудь. — Мне очень хорошо, и я не хочу, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.
Вновь поймав смешинку, так же обнял ангелочка. Её ответ был лучшим и самым для меня приятным из всех возможных.
— Именно для этого мы и работаем на благо деревни. Трудимся, стараемся, улучшаем условия жизни для местных, чтобы и они, придя к себе домой, могли ощутить нечто похожее на то, что сегодня ощутила ты. — Спокойно, чуть преувеличив значимость своих трудовых подвигов, произнёс я.
— Ни что не вечно под луной… — Печально протянула Зуриэль, — Я понимаю, нам уже нужно вставать, только, можно попросить ещё минуточку, хотя бы минуточку вот так вот с вами полежать?
Эх ты, глупый ангел, влюбить меня в себя пытаешься? Зря… я ведь уже…
— Можно, и даже не минуточку. — Ощущая, что могу ещё некоторое время подремать в приятной ангельской компании, закрываю глаза.
Перевал Волчья пасть. Лагерь дроу.
В шатре её величества Королевы.
Стоя в полный рост, без оков, без цепей, накормленная, отмытая, в чистых одеждах, дочь Свирепого Рыка через открытые шторы шатра своей пленительницы глядела на двадцать своих воинов, поставленных на колени. Над каждым из них висел клинок, за каждым глядели эти чудовища, воины, которых даже ей не одолеть в честном бою. Тогда, обрушив на них горы, им сказочно повезло убить хоть кого-то, ибо, когда они пришли готовыми, пришли драться, ничто: ни стрелы, ни камни ни даже копья не брали их броню.
— И так, дитя, скажи, кто ты, кому служишь, не бойся, я тебе не враг. — Голос и тон сидевшей пред ней смуглой незнакомки, названной её слугами Королевой Матерью, пугал Волколака больше, чем та сила, которой владела эта демоница.
Видя, куда таращится пленница, Мать улыбнулась, сняла с головы украшение.
— Магический предмет, диадема, созданная ещё моей прапрабабушкой, силы в ней почти не осталось, только память. Никак не могу от неё отказаться, и так, я повторю свой вопрос, кому ты служишь?
— Никому! Я гордая дочь Волколака по прозвищу Свирепый Рык, вождя вольных племён Волков и Лис,.
— Хм… уже что-то, — протянула дроу, — а имя у дочери Свирепого Рыка есть?
— К… Конечно же… Меня зовут Очаровательной Одуа!
— Одуа… Какое необычное имя. — Очаровательности в пленнице, воняющей словно животное, королева не разглядела. — И так, Одуа, зачем вы напали на нас, где рыкуны? Не пойми неправильно, раньше наши народы жили в мире, торговали, и нападение ваше стало неприятным сюрпризом.