Мистерии янтарного края
Шрифт:
О любви и ее терминологии
Пусть мой читатель не волнуется, я не забыл о том, что обещал ему рассказать о мистериях. Но перед этим – еще одна важная тема. Можно задать вполне естественный вопрос: у кого из нас больше шансов познакомиться с этими мистериями? Попробую на него ответить.
Во-первых, это, конечно, молодой человек, совсем еще юноша. Начинается все именно в этом возрасте. Такой должен обладать двумя принципиальными особенностями. Первая. Он по природе своей и безо всяких внутренних усилий с любовью и сочувствием относится ко всему окружающему миру, включая даже деревья, которые для него живые. Он внутри себя, от сердца своего чувствует их радости
Такая ласковость сродни особой ласковости украинского языка, которая особенно ярко проявляется в лирических песнях этого народа. Этой лиричности и ласковости нет ни в нашем русском, ни тем более в польском языках, которые являются самыми близкими к украинскому, и она – та прекрасная черта украинской мовы, аналога которой нет, наверное, ни в одном языке мира. Но при этом он, этот юноша, имеет долю отваги и обладает силой воли. Это как бы одна сторона «разновесов» его души.
Вторая – более болезненная и противоречивая, хотя и очень часто встречающаяся у наших русских мальчиков. «Для чего я живу? Для чего меня родили в этот мир? Все смертно, и я умру. Но в таком случае и жизнь бессмысленна». Вот такие вопросы терзают его душу.
«Да, конечно, все мы знаем, что, возможно, есть Бог, который нас создал, но это означает только одно: именно он ответственен за всё. Именно он виноват в том, что все так хорошо и одновременно – так плохо». Отметим, забегая немного вперед, что в таком заключении юноши присутствует изрядная доля истины: «виноват» именно Бог.
И в груди этого молодого человека рождается вопрос к этому Богу: «Зачем? Ответь мне, если ты в состоянии». Вопрос дерзкий и, понятно, – «в никуда». И более того, этот юноша далеко не уверен в том, что такой Бог действительно существует. Но вот это постоянное внутреннее усилие в груди, – как будто человек уперся руками в стену и все время ее удерживает, чтобы она не опрокинулась, – такое часто подсознательное и не контролируемое сознанием направление воли является второй главной особенностью нашего молодого человека. Во всем остальном он незаметен для окружающих и почти паинька. И, наверное, необходимо добавить самое последнее. У него рано пробуждается эрос, и, возможно, именно от этого такая любовь ко всему живому.
И вот тут мы скажем несколько слов о его, и не только его, любви, в том числе ко всему живому. Правду говоря, «любовь» – это прекрасное русское слово, оно даже и звучит как-то благозвучно. Но когда приходится говорить о любви, как в нашем, например, случае, порой приходишь в неразрешимое недоумение.
Например, кто-то доверительно сообщает тебе под большим секретом, что он любит Бога. И такие люди действительно есть, и говорят они искренне. А какая-то девочка-одуванчик, например, весело прощебечет: «Я так люблю моего попугайчика Антошку!». И это чудесно! А кто-то из взрослых крякнет и, отвернувшись, хмуро ответит: «Что ты пристал, я занимался любовью». – Что… что… ты мне… сказал?
О, ужас! Физическое сношение в публичном доме и высшее чувство к Создателю мира характеризуется в нашем русском языке одним и тем же прекрасным словом «любовь».
Почему так произошло? Ведь упрекнуть наш богатый русский язык в лексической недоразвитости было бы несправедливым. И это правда. Но в то же самое время в чрезвычайно важных для нас и предельно интимных отношениях мы – немые. Для этого в русском лексиконе существуют только матерные слова.
Объясняется это недоразумение тем, что, несмотря на проявляемую порой разухабистость (ненормативная лексика, судя по всему, именно отсюда), русский человек по своей природе очень стыдлив. Почему стыдлив? Наверное, потому, что, сколько себя помнит, всегда жил на необъятных просторах нашей Родины, – не так, как европейцы, «друг на друге», – а также потому, что «это» всегда было для него чем-то «не от мира сего», – тайным, глубоко интимным и даже божественным. Он не понимал этого чуда и старательно обходил эту тему молчанием. И на такую исходную природную стыдливость русского человека легло тысячелетнее отношение к сексу нашей православной Церкви.
Представьте себе обычную картину для любой дореволюционной деревни, которая в воскресный солнечный день собирается на заутреню. Отдельно выстраивается опрятная очередь стесняющихся молодых людей – парней и девок, – которые должны исповедаться перед батюшкой в том, что не удержались и «согрешили» накануне Воскресенья. А мимо идут взрослые односельчане и посмеиваются.
Что это? И неужели трудно было понять, что подобные интимные и глубоко ранимые чувства молодой семьи нельзя предавать огласке и выставлять напоказ? Или Церковь, которая владеет Евангелием с удивительно сердечными словами Христа, этого не понимала? «Окаменело сердце их, слушают и не слышат, смотрят и не видят». (Мк. 4:12; 8:17).
Но ведь факт остается фактом. И неужели мы в этой книге будем использовать холодно-отталкивающее английское слово sex в том случае, когда нам придется говорить об «этом»? А говорить надо, потому что для человека это – почти «главный инструмент» для исполнения заповеди Христа, а значит, и для того, что в Церкви принято называть «спасением». Мне кажется, для любого нравственно здорового русского человека слово sex звучит мерзко. Что это за слово такое, если его можно применить одновременно к действиям новобрачных и проститутки? Это слово из какого-то инфернального мира.
«Научным эквивалентом» этого слова в русском языке является слово «пол»: пол мужской и пол женский, причем, безо всяких намеков на непозволительные действия. И ведь далеко не всякий россиянин осознаёт, что «пол» – это в данном случае не та крашенная дощатая поверхность комнаты, по которой люди ходят, и на которой, в случае чрезвычайной необходимости, можно совершить «эти» действия за неимением кровати. Русское слово «пол» – это сокращенное от слова «половина». Мужчина – это только «половина», но и женщина – тоже «половина», а вместе они – муж и жена – это единое целое, которое изначально существовало при создании нашего мира. Это уже «полный» Человек, ант?ропос по терминологии Христа. И именно о таком Человеке – важные слова Иисуса Христа в девятнадцатой главе Евангелия от Матфея. И именно об этом мы будем говорить.
Утратив правильное представление о «поле», человек лишается возможности получения мистерий и осознания истинного смысла своего существования. А эрос в решении этого чрезвычайно важного «полового» вопроса имеет исключительное значение. Сегодня человек живет, как животное: занимается сексом, рождает и умирает. Мы будем использовать слово «секс» для конкретизации дела в публичном доме, и нигде больше. У животных это, конечно, не секс, а случка.
А как же быть со всей остальной нормальной «любовью», и кто нам в этом поможет? Ведь если говорить по-человечески, то настоящая любовь в молодом возрасте, особенно первая, – это нечто такое, что невозможно описать никакими словами. Человек – как живая букашка, наколотая на иголку в коллекции у ботаника. Шевелит ножками, а с булавки слезть не может. И это знает каждый, кто пережил мучительное и прекрасное чувство любви. И для чего оно дано нам, мужчинам и женщинам?