Мистерия убийства
Шрифт:
Мои родители должны были появиться примерно через час после Джека. Я предполагал встретить их в аэропорту, но к нам собирались заехать Шоффлер и его поисковая команда, и мне не хотелось оставлять Лиз одну в обществе полицейских. Но с другой стороны, если Джеку без проблем удалось миновать толпу репортёров, то мои родители сделаны совсем из другого теста и их сжуют заживо.
Когда отец позвонил мне из аэропорта, я предложил ему взять такси. Вдоль всех кварталов Кливленд-парка параллельно нашей улице шёл подъездной проезд, и я сказал, что отопру задние ворота.
— О'кей — ответил он и добавил: — Я уже вижу наши сумки. Теперь
Однако мой план не сработал. О появлении родителей нам возвестил ураган, пронёсшийся по Кливленд-парку от нашего дома до конца квартала и обратно — но уже по подъездному проезду. До нас доносились топот ног и громкие беспорядочные выкрики — журналистская братия задавала моим старикам вопросы. Мы с Джеком выскочили через чёрный ход, чтобы вызволить маму из поглотившей её толпы журналистов. Какая-то блондинка с хищным оскалом, схватив маму за руку, размахивала перед её лицом микрофоном, словно смертельным оружием. Мама, с глазами попавшего ночью в лучи автомобильных фар оленя, старательно отвечала на вопросы. Воспитание не позволяло ей послать наглую девицу куда-нибудь подальше. Отец, находясь в нескольких футах от ворот, с мрачным видом и стиснутыми зубами пытался протащить через толпу свои чемоданы.
— Известно ли вам что-нибудь о состоянии мальчиков?
— Как подействовало на мальчиков расставание родителей?
— Имеются ли подозреваемые?
— Скажите, родители разъезжались со скандалом?
Заметив меня, журналистская банда тут же бросила моих родных и, словно стая диких собак, инстинктивно перегруппировалась, отрезая мне пути к отступлению. Однако полного окружения нам всё же удалось избежать.
— Великий Боже, — с нервным смешком сказала мама, когда мы все оказались в доме. Я заметил, что её глаза слегка затуманились, а когда мы обнялись, она практически повисла на мне, и я понял, как ей плохо. Отец ободряюще похлопал меня по спине, но и сам выглядел ужасно.
— Мы найдём их, — произнёс он, но его голос прозвучал неубедительно.
— Обязательно. Мы обязательно их найдём, — заверил я, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно твёрже. У меня появилось какое-то странное, почти мистическое чувство, что если я буду говорить с такой же непоколебимой уверенностью, как Джек, то все мои слова обязательно материализуются.
В тот же день, но уже значительно позже, мы стояли на ступенях дома, заметно возвышаясь над толпой репортёров и кинооператоров. Нашим взорам открывался лес микрофонов и камер. Гул человеческих голосов, сопровождаемый стрекотом моторов, то затихал, то снова усиливался. Вспышки фотокамер ослепляли нас, следуя своему безумному ритму.
Лиз стояла рядом со мной, слегка покачиваясь, то ли от гвалта журналистской братии, то ли от лёгкого головокружения.
— Меня зовут Алекс Каллахан, — представился я и первым делом обратился к тем, кто захватил Кевина и Шона, с мольбой вернуть детей. Я попросил всех людей стать нашими глазами и ушами и звонить по горячей линии, как только у них появится хотя бы малейшая информация.
Вообще-то мне следовало уступить место Лиз, но я понял это слишком поздно. Мой голос звучал чересчур спокойно. Так я привык говорить в микрофон перед камерой. Я попытался придать своему голосу отчаяние простого американца, потерявшего своих детишек, но ничего путного из этого не получилось. Я закончил говорить с хорошо знакомым мне чувством, ведь, приступая
Положение спасла Лиз. Она не могла закончить практически ни одной фразы, её голос срывался. Но тем не менее мама пропавших детишек продолжала говорить. Она держалась настолько героически, что на глазах некоторых женщин-репортёров я заметил слезы. В конце выступления Лиз обратилась непосредственно к мальчикам.
— Кевин, Шон! — сказала она. — Если вы сейчас смотрите… держитесь, парни. Мы вас любим. Папа и я… мы вас очень любим. И мы обязательно вас найдём! Где бы вы ни были. Обещаю! Мы придём и найдём вас. Только… держитесь.
И здесь Лиз сломалась. На продолжение у неё не осталось сил. Она повернулась ко мне, уткнулась лицом в мою грудь и охватила голову руками, словно ожидала удара. Её тело обмякло, и я понял, что держу Лиз на весу. Репортёры продолжали выкрикивать вопросы, а свет софитов и вспышки фотокамер мешали ориентироваться. В результате мне пришлось тащить свою жену в дом чуть ли не волоком.
Но и жилище не казалось мне достаточно надёжным убежищем.
Когда прибыла пара полицейских из команды «К-9», Лиз, по счастью спала. Копы должны были взять грязную одежду Кевина и Шона и простыни с их постелей. Пока полицейские складывали вещи в два пластиковых мешка, Герцогиня в кожаной шлейке весьма сложной конструкции, прерывисто дыша и высунув язык, сидела на коленях женщины-кинолога.
— Почему вы так делаете? — спросил Джек, показывая на мешки. — Ведь в одном мешке должны быть вещи Кевина, а в другом — Шона, не так ли? А вы их смешиваете.
— Не совсем так… — ответила женщина.
— Я слушаю… — сурово произнёс Джек, ожидая продолжения.
— Есть ещё один пёс, — смутилась женщина-проводник, поглаживая Герцогиню. — По кличке Горький. С ним работает другой человек.
— Не понял! — возмутился Джек. — Не могли бы вы, юная леди, говорить громче?
Женщина посмотрела на своего партнёра, и тот вступил в разговор.
— Дело в том, — пояснил он, — что Герцогиня — ищейка в чистом виде. Идёт по запаху. Полагаю, вам доводилось видеть собак породы бладхаунд? Хотя бы в кино.
Джек утвердительно кивнул.
— Есть и другой тип собачек, сэр, которых используют в особенных случаях… они специально натасканы на поиск… как бы это выразиться?.. Они специализируются, сэр, на поиске трупов. Эти собачки способны обнаружить человеческие останки в озёрах и речках… Одним словом, под водой. Просто поразительно.
Джек непроизвольно зажмурился, и мне на мгновение показалось, что он вот-вот рухнет в обморок. Но тесть сумел совладать с собой. Глядя мне в глаза, он произнёс:
— Бог мой. Только Лиз об этом ни слова.
— Трупные псы, — прошептала женщина-полицейский. Так их называют.
Глава 9
В конце концов мы сумели пережить этот день, насыщенный разного рода излияниями чувств, прерывавшихся, как мне казалось, сотнями телефонных звонков. Я по меньшей мере шесть раз говорил с Шоффлером, но не узнал ничего нового, если не считать того, что наши планы претерпели изменения. Вместо слов «в течение дня я к вам заеду» он стал говорить «вечером я к вам заскочу».